Машина подъехала к условленному месту, и тут же вынырнула из-за угла полицейская «синеглазка». Венечка вылез из машины, сгорбился и потопал к «синеглазке».

– Здорово, убогий! – сердечно приветствовал его знакомый рыжий мент Анатолий. – Ну что, стрижешь старух как овец?

– Какое там! – Венечка даже сморщился, до того вошел в роль. – На еду едва хватает… Совсем дела плохо идут!

– Рассказывай! – издевательски прищурился Анатолий. – Ладно, недосуг с тобой тут разговоры разговаривать, у нас, брат, дела важные – в районе маньяк объявился. Так что, болезный, быстренько выкладывай тысячу рублей и катись отсюда колбаской.

– Как – тысячу? – изумленно спросил Венечка. – Договаривались же на пятьсот! Пятьсот рублей в день!

– Договаривались, говоришь? – протянул Анатолий, а второй мент, Вася, противно заржал. – Договаривались? Так то когда было. Тогда на тебя и всю твою команду ориентировки не было. А теперь в отделение жалобы от населения поступают, описывают вас, голубчиков, очень подробно. Одна бабка даже портрет твой нарисовала, прямо как Леонардо да Винчи!

Менты снова заржали, видя, как Венечка побледнел.

– Так что смотри, Вениамин, – строго сказал Анатолий, став серьезным, – будешь выступать – живо тебя повяжем. Пойдешь в камеру клопов кормить! Старухи тебя вмиг опознают! Давай деньги, инвалид умственного труда!

«Чтоб тебя от жадности разорвало!» – подумал Венечка, протягивая тысячную купюру.

Он так разозлился, что жутко зачесались руки. Мрачный, вернулся он в машину. Милка со стонами держалась за голову и жаловалась, что у нее, кажется, сотрясение мозга. Колянова девица курила.

Всю дорогу Венечка почесывался, потом решил успокоиться и закурить. Чиркая зажигалкой, он заметил, что кисти рук и запястья покрывают какие-то странные темно-красные пятна. Зуд не прошел и дома. Когда же Венечка вымыл руки с мылом, то зуд стал нестерпимым.

Если бы Венечка имел случай понаблюдать за той самой старухой, у которой он, как думал, очень удачно сумел отнять четыре тысячи рублей, ему многое стало бы понятно.

Едва мошенники побежали, Лола юркнула в кусты, проскочила вдоль дома и вскоре уже плюхнулась на переднее сиденье машины Маркиза.

– Что это ты такая всклокоченная? – усмехнулся он. – Побили, что ли?

– Еще чего! – недовольно ответила Лола. – Это я успела одной там двинуть сумочкой.

– Подумаешь, сумочкой… – протянул Леня.

Лола молча достала из ридикюля большую и плоскую банку сардин граммов на четыреста и показала ее Лене.

– Ну, тогда конечно, – согласился он.

С чрезвычайными предосторожностями Лола сняла потертые кожаные перчатки. Под ними оказались еще одни – тонкие резиновые. Лола осторожно завернула перчатки в газету, туда же сунула пустой ридикюль и стильную фетровую шляпку.

Возле помойки весело горел костер из старых ящиков. Лола, не выходя из машины, бросила туда свой сверток, потом сняла пальто и выбросила его просто в окно. Леня в это время тщательно протер все ручки, к каким Лола могла прикасаться кожаными перчатками, и только после этого позволил ей снять резиновые.

– Может, ты объяснишь механизм действия этого препарата? – спросила Лола, осторожно затягиваясь сигаретой.

– Откровенно говоря, я и сам не знаю, – признался Леня. – Это довольно сильный яд, химический аналог яда одного африканского растения, поражающий кожу, причем без вкуса, цвета и запаха, так что деньги, пропитанные им, ничем не отличаются от обычных. Наши ребятки брали деньги голыми руками, яд попал на кожу, впитался, и теперь они будет лечиться примерно месяц. Это если еще осложнений не будет. То есть помереть, конечно, не помрут, но работать долго не смогут. А если сделают кое-какие выводы, то и вообще бросят это дело. Яд на открытом воздухе действует только час, так что будем надеяться, что невинные люди не пострадают, если нашим жуликам придет в голову мысль купить что-то на эти деньги в магазине или выпить кофе. Впрочем, им сейчас не до этого.

Маркиз был абсолютно прав.

Венечка промаялся дома часа два и за это время перепробовал все: одеколон, спирт, чудом завалявшуюся в аптечке цинковую мазь, детскую присыпку – становилось только хуже. Пальцы и ладони распухли и начали покрываться волдырями. Венечка жутко испугался и поехал в больницу. Его не хотели принимать, потому что приехал сам, а не на «Скорой», но когда увидели руки, то доктор в приемном покое схватился за голову, а молоденькая сестричка помчалась в туалет, едва сдерживая рвотные спазмы.

– Аллергия? Рожистое воспаление? – спрашивал врач, как будто если бы Венечка знал, что с ним, он приперся бы в эту дурацкую больницу.

– На гангрену похоже! – громогласно заявила пожилая санитарка. – Я такое только в войну видела!

Венечка при этих словах чуть не лишился чувств от ужаса. Врач кинулся куда-то звонить, а Венечку перевели в отдельный бокс, причем сестричка, провожая его до места, испуганно оглядывалась и внимательно следила, чтобы Венечка ее ненароком не коснулся.

В боксе стало еще хуже. Венечка устал сдерживаться, завыл и начал биться головой о стену. Минут через двадцать открылась дверь, и в бокс внесли кого-то на носилках. Из-под простыни раздавались крики и рыдания.

– Принимай пополнение, болезный! – сказал санитар, отдуваясь.

Морда у него была такая красная, как будто ее утюгом парили.

– Кого еще принесли? – вскинулся Венечка. – Сами же сказали, что я заразный, у меня может быть вообще черная оспа!

– Ага, и чума с холерой в придачу! – согласился санитар. – Не боись, парень, жить будешь! Доктор сказал, отравление у тебя, в лабораторию на экспертизу анализы отправил.

Пришел доктор, потом сестра, нахального санитара выгнали. Доктор осторожно откинул простыню, и Венечка охнул. У вновь прибывшей не только руки, но и лицо было все в волдырях и ужасного сизо-багрового цвета. Собственно, Венечка понял что это женщина, только потому, что на больной был надет шелковый зеленый халат – видно, так и привезли, в чем дома была.

– Кто такая, не знаете? – поинтересовался врач.

– В жизни ее не видел! – честно ответил Венечка.

– Сидоренко Людмила Андреевна, – врач посмотрел в карточку.

– Да это же Милка! – Венечка тут же пожалел о том, что вырвалось.

– Может, вспомните, что вы с ней делали, к чему прикасались, это поможет лечению, – попросил врач.

Венечка многое мог бы порассказать, но промолчал. Вместо этого он стал думать, не зря в их маленькой мошеннической организации он был единственной думающей единицей. Он мигом сообразил, что единственно общее, к чему они с Милкой прикасались за последние несколько часов, были деньги той странной старухи в фетровой шляпке. Да, но у Милки еще и лицо поражено… Ну конечно, осенило Венечку, эта дура все время хваталась за голову, ведь старуха треснула ее сумкой! И это его тогда не насторожило, как и то, что старая карга была в перчатках… Нет чтобы задуматься, отчего это слабосильная старуха так сумела треснуть молодую бабу, что у той чуть сотрясение мозга не получилось. Кирпич у нее в сумочке, наверное, был…