Спокойные дни пролетели незаметно, Сусанна много спала, а Мария писала Лидии и Саломее длинное письмо. Ей было непросто втиснуть туда всё, все долгие, долгие годы. В конце она написала о будущем, по крайней мере ближайшем. Она собиралась убедить Леонидаса зайти в порт Эфеса по пути домой. Там, в Эфесе, женщины должны были договориться о совместной работе над рукописями.

Когда явился писец, Мария решила заказать еще одну копию своих записей. Ее возьмет с собой Сусанна.

Мария плохо спала ночами, ее мучили тревога за Леонидаса и мысли обо всем произошедшем. И, когда Леонидас появился, тревога не прошла: грек был бледен и изнурен, часто прикладывал руку к груди.

– Что-то колет в сердце, – жаловался он.

На следующий день Эфросин вызвала добросовестного греческого лекаря. Тому не понравилось состояние Леонидаса, и он решил, что долгий отдых может пойти торговцу на пользу. Важнее всего было отправить его домой и предоставить заботам личного врача.

Леонидас уснул, не дождавшись ухода грека. Мария поняла, что остановки в Эфесе не будет. Она долго прощалась с Сусанной и оставила ей свое письмо и тугой кошель.

– Это подарок вам, – сказала Мария. – Я дам знать о себе, как только это будет возможно.

Сусанна должна была остаться в Коринфе еще на несколько недель.

– Не тревожься, – успокоила Эфросин Марию. – Я поеду в Эфес вместе с ней и прослежу, чтобы она добралась туда невредимой.

– Я напишу.

По дороге домой Леонидасу стало немного лучше, по ночам он не выпускал руку Марии из своей. Цвет его лица улучшался, и Мария заставляла мужа есть. Они вновь могли беседовать друг с другом. Мария считала это заслугой морского воздуха. Леонидас говорил, что это ее заслуга.

Но однажды утром, когда уже можно было различить устье Оренты, Леонидас стал задыхаться. Сердце его бешено забилось, причиняя боль. У Марии опустились руки, она ничем не могла помочь мужу.

– Постарайся глубоко дышать.

Но Леонидас был не в состоянии этого сделать и в следующий миг упал без сознания. Судороги прекратились так же внезапно, как и появились, и он уснул. Господи, как же он был бледен!

В порту Селевкии их встречали и Ливия, и Мера, и маленький мальчик. Ливия была полна энергии и любопытства: как прошла поездка? Мария в одиночестве спустилась на землю, она заставила Леонидаса остаться на койке.

– Никто теперь не вправе от тебя чего-то требовать, – сказала Мария и уже приготовилась к протестам, но Леонидас благодарно улыбнулся, и беспокойство Марии только возросло.

Она очень кратко объяснила Ливии и Мере, что Леонидас болен и надо немедленно послать за лекарем.

– Болен?

– Сердце.

Ливия прошептала:

– Как папа.

В прохладе спальни потянулись долгие дни и ночи. Лекарь сказал примерно то же, что и его греческий коллега, только гораздо категоричней:

– Сердце изношено.

Лекарства не помогали.

Леонидасу нравились супы. Кипа варила мясо и процеживала бульон. Мария заправляла его специями и добавляла овощи. Они варили и уху, но Леонидасу стало плохо от запаха рыбы. «Он, наверное, никогда не выносил рыбы, только притворялся из-за меня», – думала Мария.

Мера сказала:

– Я поговорю с сестрами в храме Изиды.

Мария кивнула.

Через несколько дней у ворот опустился паланкин, и Мария с облегчением и надеждой улыбнулась, увидев старую жрицу. Старуха хотела остаться с Леонидасом наедине, она долго сидела в спальне и гладила его, а Мария с бьющимся сердцем ждала снаружи.

Старуха вышла и сказала:

– Он скоро отойдет, радостно и в ясном рассудке. Я ничего не могу сделать, ой уже все решил. Но я могу уменьшить его муки.

Старуха показала Марии большой сосуд с темной жидкостью.

– Что это?

– Настой наперстянки. Средними порциями. Три ложки ежедневно. Это не лечит, но снимает боль.

Мария поблагодарила, и старуха собралась уходить.

– Происходит то, что должно произойти, – сказала она. – Когда все будет кончено, приходи ко мне.

Марии пришлось пойти на кухню и вытереть мокрое от слез лицо, прежде чем вернуться в спальню Леонидаса. Он улыбнулся и спросил, что за ведьму Мария привела.

– Эта ведьма принесла с собой колдовское зелье. Сейчас попробуем.

Леонидас взволнованно моргнул, но сразу открыл рот и проглотил первую ложку настоя. Через мгновение он уже спал, а Мария тихонько сидела рядом и наблюдала, как его дыхание становится ровнее и здоровый цвет возвращается к его щекам. Проснувшись, он впервые за много дней сел и произнес:

– Я голоден. Супа. А где чудесное зелье?

Мария размышляла над словами старухи о том, что настой не лечит болезнь, но молчала. Потом подумала о цветах наперстянки, давным-давно увядших в ее саду. Кто бы мог подумать, что в них скрыта такая сила?

Мария велела перенести свою кровать в спальню Леонидаса и спала урывками, просыпаясь и слушая его дыхание. Много думала, вспоминала и при всем своем отчаянии чувствовала благодарность к Леонидасу. «Я никогда не говорила тебе, как сильно тебя любила».

На рассвете ему всегда становилось хуже, он хрипел:

– Лекарство, Мария.

Днем оно помогало, а потом силы вновь покидали Леонидаса, и требовалась новая ложка лекарства, чтобы он мог хотя бы поесть. Вечером им иногда удавалось поговорить. Мария говорила об их любви, о том, сколько эта любовь значила для нее.

– Одна из самых удивительных любовных историй на свете, – согласился он и весело ей подмигнул.

Приходила Ливия, на цыпочках кралась к брату и тихонько сидела. Приходил равви Амаха, стоял на коленях у изголовья и молился. Леонидас спал большую часть времени. Ночью случалось так, что плач Марии его будил.

– Мне больно видеть, как ты страдаешь, – говорил он.

Ему было тяжело дышать.

– Я позаботился о тебе в своем завещании.

– Леонидас, – почти вскричала Мария. Это был единственный раз, когда Мария повысила на него голос за все долгое время болезни.

Леонидас пристыженно улыбнулся и шепнул:

– Постарайся вызвать Эфросин.

Мария покачала головой. Но когда после обеда вновь пришла Ливия, Леонидас проснулся и сказал:

– Проследи за тем, чтобы сюда приехала Эфросин. Я не хочу, чтобы Мария осталась одна, когда меня не будет с ней.

– Я обещаю, – сказала Ливия.

Дни и ночи сменяли друг друга, пришли первые благословенные дожди, но Мария даже не заметила. Она могла заняться собой в те редкие моменты, когда приходил Терентиус. Он помогал греку опорожнить кишечник, обмывал его и менял простыни. Тогда Мария умывалась и даже иногда успевала принять ванну. Большую же часть времени женщина проводила, сидя в спальне Леонидаса.