С: Не Донингтон, а Уэмбли… [Дальше следует долгое обсуждение плюсов и минусов стадиона «Уэмбли» по сравнению с парком Донингтон, и все говорят одновременно.]

С: Две группы на концерте — это круто. Пять групп и целый день… Это просто…

Д: Ни за что. Никакого Донингтона.

М: Где бы то ни было, я знаю, что вам обоим не терпится снова выступать, а вашим поклонникам увидеть вас на сцене.

С [строя рожу]: Да, чувак, нам нужно на сцену. Когда мы доделаем этот альбом, то поедем выступать.

Д: Слышите? Слышите? Слышите? [Дафф хватается за край стола двумя руками и громко бьется об него головой.]

С [брезгливо]: Что это было?

Д: О, давай ты тоже! Ладно, вместе… раз, два, три, четыре! [Оба наклоняются и синхронно бьются головой об стол, от чего в записи слышен громкий СТУК.]

М [отчаянно пытается исправить ситуацию]: Вы слышали эксклюзивное выступление на радио «Capital»… Я хочу поблагодарить Даффа и Слэша за то, что провели со мной этот вечер… [Много громкого смеха на заднем плане.]

С: Всем, кто оставался с нами, спасибо за внимание… Ха-ха-ха!

Д: Ага! Благодарю вас! Потому что… э… ха…

М: Что будем исполнять? [Долгая пауза.]

С: «We are the Road Crew» группы Motörhead?

Д: ДА! [поет] We are the ROAD CREW… на-на-на-на-на-не-е-е-е-ет…

С [перекрикивая шум]: У нас когда-то была группа под названием Road Crew. «Rocket Queen» появилась благодаря этой песне…

Д: Точно! Лемми, привет! От Даффа и Слэша! И Филти, и всем остальным…

С: Привет!

Д: Лемми, ты крут!

М: Мы прощаемся с нашими слушателями…

Д: УВИДИМСЯ! Скоро увидимся!

С: Мик, спасибо, что так долго держал микрофон. Я бы даже свой член не смог так долго держать…

Д: Смог бы, я видел! Помнишь, мы были на гастролях, и я притворился, что сплю, а ты говорил со своей девушкой по гребаному телефону, взял тряпочку и сказал: «Возьми бутылку от колы, детка». Я притворяюсь, что сплю, а он дрочит.

М: И на этой радостной ноте…

Д: Я пытаюсь заснуть, а он в трубку: «О, детка. У меня для тебя много кончи в тряпочке…»

ЗАПИСЬ РЕЗКО ОБРЫВАЕТСЯ.

Через несколько дней, когда я пришел к Акселю домой, чтобы взять у него интервью, атмосфера, конечно, была совсем другая. Он даже не поздоровался, когда открыл дверь, просто сразу начал рисоваться. Стараясь увести разговор от приглашения Винса Нила на дуэль, я спросил Роуза о его стычке с Дэвидом Боуи перед выступлениями с Rolling Stones и правду ли говорят о том, что они теперь лучшие друзья.

— Ну, насчет «лучших друзей» не знаю. Но мне он очень нравится. Мы долго говорили о делах и разных других вещах, и я понял, что не знаю никого такого же классного, увлеченного, измученного и больного по жизни. Помню, как посмотрел на Слэша и сказал: «Мужик, я понял, что у меня большие проблемы», — а он спросил: «Почему?» Я ответил: «Потому что у нас с этим парнем много общего. Но я хоть просто долбанутый, а он вообще на хрен больной!» А Боуи сидел, смеялся и говорил: «Одна часть меня — эксперименталист, а другая хочет делать что-то, что понравится людям, но я ни черта не знаю почему! Почему я такой?» А я сижу и думаю, что мне предстоит еще лет двадцать… такой же жизни? Я ведь уже такой же… Еще двадцать лет? Что же мне делать?

Аксель рассмеялся. И неожиданно мы снова поладили. Я решил спросить о некоторых более серьезных и личных вещах в его жизни. В первую очередь, о речи, которую он произнес на сцене о героиновой зависимости Слэша и Стива. И о том, когда он объявил, что уходит из группы. Стало ли его обязанностью устанавливать законы в группе и быть в ней диктатором?

— Зависит от того, кого ты спросишь. Мы ссорились в Чикаго, когда ездили туда в прошлом году, чтобы сбежать из Лос-Анджелеса и хоть что-нибудь написать. У всех было свое расписание, и все приходили в разное время. Но когда приходил я, то говорил: «Окей, давайте делать это, давайте делать то, давай сыграем твою песню, Слэш. Хорошо, теперь давайте послушаем, что нам приготовил Дафф…» Но все считали, что я диктатор. Вдруг я оказываюсь тоталитарным правителем, эгоистичным уродом, понимаешь? Но, черт возьми, чувак, мне кажется, все было в порядке. Слэш жаловался, что мы ничего не сделали, а я настаивал: «Что ты имеешь в виду? Мы только что записали шесть новых фрагментов песен!» Все это мы делаем за пару недель, но когда вдруг все обламывается, то виноват в этом оказываюсь я.

И Слэш мне доказывает: «Ага, а я сидел здесь месяц на жопе ровно и ждал, когда ты придешь». Я ехал через всю страну на грузовике из Лос-Анджелеса в Чикаго, и это заняло у меня несколько недель. Но после работы с Джаггером, я решил: никто не смеет больше называть меня диктатором. Или пойдет работать с Rolling Stones и узнает по-настоящему, что это значит!

— Была ли у тебя возможность «потусоваться» с Джаггером или другими музыкантами из Rolling Stones, когда они играли у них на разогреве?

— Вообще-то, нет. Уж точно не с Джаггером. Этот парень уходит со сцены и сразу начинает заниматься бумажной работой. Он проверяет все, занимается каждой мельчайшей деталью концерта, начиная с того, сколько платят бэк-вокалистам, до того, сколько и на что тратят деньги ассистенты. Джаггер руководит всем. Он, его адвокат и еще пара ребят, с которыми он общается. Но в основном всем занимается Мик. И я его понимаю. То есть я не сижу и не проверяю чеки от продажи билетов после каждого концерта, хотя надо бы… Не знаю. Ты не планируешь этим заниматься, когда приходишь петь в группу. Ты не хочешь этим заниматься. Ты не хочешь быть для остальных музыкантов тем, от кого они зависят и на кого должны равняться. Но кто-то должен им быть. А гитарист не может, потому что он не общается с аудиторией напрямую с помощью зрительного контакта и языка тела. Он может стоять позади, завесить лицо волосами и где-то за усилителями увлеченно играть свою гитарную партию…

Роуз сказал и о том, как на концертах в «Coliseum» научился выступать на стадионах.

«Этому нужно учиться, но это вполне возможно. Поэтому когда кто-то начинает пугать: «В следующем году у тебя будет большое турне по стадионам, чувак! Ты готов?» Я отвечаю: «Конечно, я знаю, как выступать на стадионе. Да, это сложно, но я умею это делать». А если могу, значит, это то, чем я хочу заниматься. Стадионы больше, и на них веселее».

Я попросил Акселя рассказать мне о том, как идет работа над вторым альбомом Guns N’ Roses.

— Он получается отличным, — с восторгом ответил он. — Я написал баллады, а Слэш — тяжелый хрустящий рок. Получается такая очень интересная смесь… Писать песни для этого альбома было несравнимо тяжелее, чем для первого, объяснил Роуз. «Одна из причин, по которым было так трудно, в том, что песни для первого альбома в основном рождались у меня из одной строчки, или одной короткой мелодии, или из нескольких слов и крика. А группа выстраивала вокруг этой строчки песню. На этот раз Иззи сам сочинил как минимум восемь песен. Слэш придумал целый альбом. А Дафф написал одну песню, но выразив в ней все. Она называется «Why Do You Look at Me When You Hate Me», и она просто офигенная! Такого раньше не было, ведь до первого альбома Иззи, кажется, за всю свою жизнь написал только одну песню. А теперь они сами получаются. И у Иззи очень тонкое и сдержанное чувство юмора. У него есть эта песня про…» Аксель напел слова: «Сегодня она потеряла голову, / Ее разнесло по всей дороге, / Ну ничего, говорю…» — он засмеялся. «Она называется «Dust and Bones и, по-моему, она классная. Ритм напоминает что-то вроде «Cherokee People» группы Paul Revere & the Raiders, только она реально оригинальная и более тяжелая. Это странная песня. Но это ведь Иззи, что еще я могу сказать?