Евлогию духовенство ответило следующим заявлением: «Ознакомившись с указами временного Патриаршего Синода за №№ 95 и 97 и с письмом Заместителя Местоблюстителя Патриаршего Престола Высокопреосвященнейшего митрополита Сергия, а также с ответом на них Высокопреосвященнейшего митрополита Евлогия, я присоединяюсь к этому ответу»{471}.

Всем архиереям, подчинявшимся Карловацкому Синоду, также предлагалось дать ответ на обращение митрополита Евлогия до указанной митрополитом Сергием даты – 14 сентября 1928 г. Во всех зарубежных газетах было опубликовано послание митрополита Евлогия от 25 июня 1928 г., в котором разъяснялось значение указа митрополита Сергия от 8 июня 1928 г. и опровергались слухи о том, что митрополит Евлогий и подведомственное ему духовенство дали подписку о лояльности советской власти.

В послании митрополит Евлогий отмечал, что с карловчанами его разделяет отношение к митрополиту Сергию, обвиняемому ими в излишней уступчивости советской власти. Не обходя вниманием и то обстоятельство, что внутри России уже началась волна отхода некоторых иерархов от Заместителя, митрополит Евлогий объяснял эту уступчивость необходимостью установить такие отношения с советской властью, которые обеспечили бы Церкви «хотя бы минимальную свободу и возможность внутренней ее организации». По утверждению митрополита Евлогия, большинство российской иерархии и верующего народа оставались верными митрополиту Сергию как своему духовному вождю, а сам митрополит Сергий и возглавляемый им Синод представляли собой на тот момент «единственный законный орган высшего церковного управления в Русской Церкви, получивший свои полномочия от законного Местоблюстителя Патриаршего Престола митрополита Петра, который передал ему эту власть в послании своем от 1 января 1927 года»{472}.

На этот пункт разъяснений митрополита Евлогия следует указать особо, поскольку упомянутое им послание, опубликованное за границей осенью 1927 г.{473}, касалось не передачи полномочий Местоблюстителя митрополиту Сергию, а лишь подтверждало наложенное последним запрещение в священнослужении раскольников-григориан, и митрополит Евлогий знал настоящее содержание документа.

Карловчане никакого ответа на обращение митрополита Евлогия не дали. Что же касается дальневосточных архиереев и духовенства, то они должны были ответить на него самостоятельно. В Харбине обсуждение документа состоялось 19 июля на экстренном заседании Епархиального совета. Из архиереев на нем присутствовали архиепископ Мефодий, как председатель, и епископ Мелетий. Когда началось обсуждение вопроса, как же реагировать на указ Московской церковной власти, один из участников совещания внес оригинальное предложение: так как архиепископ Мефодий никакого указа от митрополита Сергия не получал, то, следовательно, нет необходимости вообще поднимать этот вопрос. В итоге собравшиеся не пришли ни к какому решению и после обмена мнениями высказались за необходимость созыва более широкого совещания с участием представителей от клира и мирян.

Из всех дальневосточных иерархов единство с Московской церковной властью во главе с Заместителем сохранял только архиепископ Японский Сергий. Он был возмущен действиями Зарубежного Синода по отношению к сторонникам митрополита Евлогия и в своем письме митрополиту Сергию от 17 сентября 1928 г. говорил о необходимости ликвидировать Карловацкий Синод как источник всех нестроений в жизни заграничной Русской Церкви. Об этой ликвидации он советовал известить Константинопольского, Александрийского, Иерусалимского и Сербского Патриархов, а также Греческого и Болгарского митрополитов с просьбой не допускать работы Синода на территории Сербии. Тогда, как считал архиепископ Сергий, все эмигрантские архиереи и духовенство смогли бы «работать на своих местах без запрещений»{474}.

Своими мыслями глава Японской Миссии не раз делился с епископом Нестором, в котором встречал сочувствие и понимание. Под влиянием этих бесед епископ Нестор весной 1929 г. начал переписку о принятии его в юрисдикцию Московской Патриархии. В результате Заместитель Местоблюстителя издал указ № 1496 от 31 мая 1929 г. о приеме архиерея в московскую юрисдикцию. Однако уже летом 1929 г. Камчатский епископ проявил неуверенность в своем решении и через архиепископа Японского Сергия направил письмо митрополиту Евлогию с просьбой не публиковать указ № 1496 в официальном печатном органе Западноевропейской епархии. Но указ получил огласку, о нем сообщалось в октябрьском номере «Церковного вестника Западно-Европейской епархии»{475}.

После этого на епископа Нестора обрушился поток анонимных писем, обвинявших его в живоцерковничестве и большевизме. В эмигрантской среде стали распространяться слухи о его назначении на Харбинскую кафедру с возведением в сан архиепископа. Ответом на обвинения стало интервью епископа Нестора, опубликованное в феврале 1930 г. в газете «Гун-бао»{476}. Объясняя свою позицию, он указал на невозможность для себя отделения от гонимой Матери Церкви и Всероссийской Церковной Власти во главе с Местоблюстителем Патриаршего Престола. При этом епископ Нестор считал, что, поскольку митрополит Петр находится в заключении, временным главой Русской Православной Церкви стал его Заместитель, митрополит Сергий. Епископ Нестор был уверен, что митрополит Сергий не признал советской власти, а только отказался от всякой политической борьбы и в своих действиях проявлял заботу о целостности Православной Церкви в России. В заключение он опровергал слухи о своем назначении на Харбинскую кафедру и оставлял для себя лишь дело милосердия, которому он служил в Харбине{477}.

В ответ на это интервью в белградской газете «Царский вестник» было опубликовано «Открытое письмо Китайского и Пекинского Митрополита Иннокентия Епископу Нестору»{478}. Глава Пекинской Миссии митрополит Иннокентий (Фигуровский) был активным защитником Зарубежного Синода и сохранял личную преданность его главе – митрополиту Антонию (Храповицкому). Он вел с ним обширную переписку, и его мнение, особенно по вопросам церковного управления, часто принималось к сведению на заседаниях Синода. Не признававший никаких компромиссов, митрополит Иннокентий стоял на непримиримой позиции по отношению к политике митрополита Сергия и его Декларации, поэтому ответил на интервью епископа Нестора крайне резко. Вместе с письмом он прислал своему оппоненту брошюру под названием «Церковная смута» и посоветовал ознакомиться с ней, «чтобы понять сущность и опасность сергианского раскола»{479}.

С тех пор о своей принадлежности к той или иной юрисдикции епископ Нестор не заявлял и продолжал служить в Харбинской епархии, ничем не проявляя какого-либо несогласия с деятельностью Зарубежного Синода. В ведении митрополита Евлогия, к тому времени перешедшего в оппозицию к митрополиту Сергию и отделившегося от Московской Патриархии, он уже состоять не мог. Указом митрополита Сергия № 1518 от 11 июля 1930 г. митрополит Евлогий был уволен от управления русскими приходами в Западной Европе с последующим запрещением в священнослужении вместе с подчиненным ему духовенством, а 17 февраля 1931 г. русские приходы, которыми управлял митрополит Евлогий, были приняты в юрисдикцию Вселенского Патриарха.

Обнаруженные в архиве Архиерейского Синода РПЦЗ документы свидетельствуют о том, что после попытки епископа Нестора перейти в ведение Московской Патриархии Зарубежный Синод запретил его в священнослужении. Однако об этом запрещении в Харбине не было известно несколько месяцев. Не знал о нем и сам епископ Нестор, продолжавший свои труды