Анализ исследованных документов позволил сделать вывод, что церковные нестроения были преодолены к 1926 г., когда церковная жизнь русских беженцев оказалась в орбите процесса объединения белой эмиграции как самостоятельной политической силы. Религиозный подъем, сопутствовавший патриотическим настроениям белоэмигрантов, послужил стимулом к положительным переменам в жизни Харбинской епархии: внутренние конфликты, спровоцированные деятельностью обновленцев, были в основном преодолены, укрепился авторитет правящего архиерея. Наряду с этим продолжала развиваться миссионерская и благотворительная деятельность Русской Православной Церкви, главным образом среди беженцев, изменились отношения с местными властями. Однако даже при лояльном отношении китайских властей к белоэмигрантам Русская Православная Церковь в Маньчжурии не получила официальной регистрации.

4. Исследование церковной жизни дальневосточной эмиграции в период юрисдикционных конфликтов в Русской Православной Церкви (1926–1931) показало, что духовенство и паства дважды стояли перед выбором юрисдикции: в 1926 г. – когда за границей сформировались два самостоятельных церковных управления, и в 1928 г. – когда эмиграция вынуждена была дать ответ на известную Декларацию о лояльности советской власти.

В результате анализа обстановки в период разделений был сделан вывод о том, что если в 1926 г. все дальневосточные епископы единогласно поддержали Зарубежный Синод во главе с митрополитом Антонием, то события, связанные с Декларацией и отношением к Московской церковной власти, были сложнее; однако, несмотря на то что Декларация стала причиной многих смут и нестроений, почти все дальневосточные епархии (кроме Японской Миссии, перешедшей в юрисдикцию Московского Патриархата) остались в подчинении Карловацкому Синоду.

5. Изучение церковной жизни русской эмиграции на Дальнем Востоке позволяет сделать заключение, что для оказавшихся в изгнании бывших граждан Российской империи Православная Церковь стала не только средоточием духовной жизни, но и символом национального единения. Русская Православная Церковь на Дальнем Востоке, как часть Церкви рассеяния, всегда видела свою миссию в сохранении веры и благочестия русского народа, и она ее выполнила.

Приложения

1. В. Н. Иванов

Как совершился переворот 26-го мая. Из воспоминаний участника

Выезжая в начале марта 1921 года в Мукден из Харбина, я встретился в вагоне и познакомился с Н. Д. Меркуловым, которого сопровождали И. И. Еремеев и застенчивый, скромный полковник Генерального штаба М. А. Михайлов. Отчетливая, уверенная речь Н. Д. Меркулова импонировала сразу. В вагоне-ресторане, за белой скатеркой, пригубливая пиво, он сразу же нарисовал, что нужно делать.

– Во Владивостоке сидит девееровская шпана, вышибить которую ничего не стоит. Мало того, что она сидит, она еще грабит. Стараются отправить «Легию»… Продают чехам все что можно. А мы пока ничего не можем сделать, потому что нету оружия…

И тут же зашел разговор о Несоциалистическом съезде во Владивостоке, который должен был открыться 20 марта. Съезд должен был выявить то общественное движение, которое обуревало беженские и приморские местные лояльные массы населения, и служить решающим стимулом в борьбе за национальное дело…

На съезд во Владивосток я приехал в яркое весеннее утро, как раз 20 марта. Местные газеты «Дальневосточная трибуна», «Красное знамя» сначала отнеслись к съезду очень легко. Открылся он в 3 часа дня молебном и торжественным заседанием в здании бывшего цирка, в так называемом «Общедоступном театре». У подъезда развевались национальные флаги и толклось множество публики. Немедленно же председателем был избран С. Д. Меркулов, и после его речи начались приветствия различных делегатов. Первым выступил В. Ф. Иванов. В набросанных им задачах съезда он подчеркнул, что съезд выступает ОТКРЫТО на борьбу с темными силами, развалившими Россию и что цель съезда – создать НАЦИОНАЛЬНО-КУЛЬТУРНЫЙ ЦЕНТР С ОБЛАСТНОЙ ВЕРХОВНОЙ ВЛАСТЬЮ И С НАРОДНЫМ ПРЕДСТАВИТЕЛЬСТВОМ. Как впоследствии действительность оказалась далека от этих целей почтенного оратора.

Далее с речами выступали, если не ошибаюсь, кн[язь] Кропоткин, о[тец] Кудрин, о[тец] Демидов и Н. Д. Меркулов.

Впечатление от съезда было огромное. Много способствовало этому председательствование Н. Д. Меркулова. Его кряжистая фигура, почему-то постоянно во френче, в желтых сапогах, уверенная манера руководить прениями, а также стремительность направляющих выступлений Н. Д. Меркулова держали съезд в строгой линии работы.

Общежитие депутатов помещалось на Светланке, 42, в доме «Денни, Мотт и Диксон», наверху. Покамест шли у делегатов нескончаемые разговоры «промеж себя», койки которых были расставлены словно в дортуаре института, рядом за стенкой в кабинете председателя шла усиленная организационная работа. В это же самое время Н. Д. Меркулов вошел в сношения со стоявшей в Раздольном в числе прочих каппелевцев бригадой полковника П. Е. Глудкина, и было решено сделать переворот во Владивостоке, пользуясь исключительно силами этой бригады и силами, которые Н. Д. Меркулов организовал и во Владивостоке.

В свои намерения и в свою работу Н. Д. посвятил только лишь председателя съезда, от всех же прочих намерения Н. Д. были в абсолютной тайне. Переворот был назначен в ночь на 31-е марта; помощником Н. Д. по перевороту, то есть Начальником Штаба, был один из генералов. Все было подготовлено, успех переворота считался уже обеспеченным. Однако нашлось обстоятельство, которое помешало перевороту, а именно: при съезде образовалась СЕКЦИЯ по военным делам во главе с ген[ералом] Лохвицким. Она состояла из группы военных и, болтая довольно бестактно, сделала несколько довольно афишированных выступлений, обративших на себя внимание большевиков. За этой группой власти стали следить, и увлеченные по ложным следам большевики вечером 30 марта отдали приказ обыскать и переарестовать эту группу, а также вполне мобилизировали свою охрану города и сил в предотвращение возможного переворота[1].

Н. Д. Меркулову пришлось переворот отложить, а к выступившему уже из Раздольного полковнику Глудкину был послан нарочный с приказанием на Владивосток не двигаться. Нарочный разъехался с колонной, и к 1 часу ночи против ожидания в город вступил полковник Глудкин со своей кавалерией и пехотой, по пути разоружив всю милицию и все части, начиная с Угольной. Делать было нечего, пришлось «переворачивать», но к рассвету удалось захватить только небольшой район города, прилегавший к вокзалу, и разгромить ГПУ, откуда и были освобождены арестованные большевиками ген[ерал] Лохвицкий, полк[овник] Михайлов и некоторые другие лица.

Дальше вести в городе борьбу с развернувшимися силами красных не представлялось возможным, и полковник Глудкин отступил из города; на 2-й Речке он был разоружен японцами, причем этот доблестный офицер, по причине этого позора, стрелялся: его спасла только случайность, так как пуля прошла у самого сердца.

Ранним утром пробирался я по улицам, занятым большевистской Народной охраной, в типографию, чтобы забрать и сжечь заготовленные мною манифесты и плакаты о СОСТОЯВШЕМСЯ перевороте.

Съезд к этому времени должен был закончиться, и на последнем его заседании