Где Серый?! Почему он ничего не сделает?!

– Эй, щенок! Ты меня слышишь, а? – донесся снизу голос рыжего. – Ты еще тама, а? Он тама?

– Да куда он денется!

– Ты выглянь, выглянь, сопляк! Я те щас подарочек приготовлю, а? Вот я те щас… Хэк!

– Мать твою, Лино, ты совсем с ума сдурел?! Все сапоги мне забрызгал!

– Хэк! Я те щас… Хэк! – рыжий зашелся хриплым бесноватым смехом.

– Вот паскудство!

– Фу, Лино, зачем? Меня стошнит щас!

– Эй, сопляк! Чего затих там? Лови-ка!

Над крышей, описав высокую дугу, пролетело нечто. Шлепнулось в паре шагов от Барта, темные жирные брызги лишь чуть-чуть не долетели до юноши. Не удержавшись на пологом скате, прокатилось чуть вниз, зацепилось за топорщащийся клок соломы чем-то длинным.

Жиденькой туго заплетенной косичкой.

Барт, сам того не замечая, закричал. Сначала тихо, потом во весь голос, пока глотку не рвануло острой болью и крик не перешел в страшный хрип. Отчаянно отталкиваясь от расползающейся под ступнями и ладонями гнилой соломы, он пополз на спине вверх, не в силах оторвать взгляда от страшного «подарка».

В глазах потемнело. Перевалившись через конек, он покатился вниз по скату, чудом остановившись на полпути. Перевернулся на живот. Приподнялся на дрожащих, предательски слабеющих в локтях руках.

Его вырвало. Стало немного легче. Совсем немного.

– Гады… – прохрипел он. – Гады…

Поднял глаза и встретился взглядом с молодым бандитом, стоящим на крыше сарая. Тот, широко расставив ноги, плавным отточенным движением взвел тетиву арбалета.

– Ну все, паря. Допрыгался, – пожав плечами, будто даже с толикой вины, сказал молодой.

Болт с длинным граненым наконечником занял свое место в отполированной до маслянистого блеска канавке.

– Ты не бойся, паря. Я тя ему не отдам, – продолжил молодой – негромко, так что расслышать мог только Барт и торчащие на крыше сарая подельники. – Замри. Ежели в глаз – даже прочухать ничего не успеешь…

Барту показалось, что все затихли и смотрят сейчас только на него. А он тупо смотрел на наконечник стрелы и не мог отвязаться от мысли, как же все глупо. Все эти дни один глупый поступок тянул за собой другой, третий, пока не привел его к этой вот вонючей, проваливающейся под ногами крыше, луже собственной рвоты перед собой и направленному в лицо арбалету. А ведь он никогда не воспринимал всерьез слова Индюка Твинклдота о том, что стоит разок оступиться – и жизнь может покатиться, как повозка с крутого откоса.

Снизу донеслось истошное лошадиное ржание. Ворота конюшни распахнулись от мощного удара изнутри, и во двор, сшибая с ног немногочисленных оставшихся внизу бандитов, тесным гуртом вывалились дюжины две неоседланных лошадей. Вместе с ними из ворот валил густой красноватый дым.

Обезумевшие от страха лошади, снося все на своем пути, ломанулись в немногочисленные проходы между строениями. Барт не сразу заприметил на спине одной из них распластанную фигуру пилигрима.

– Господин Леонард! – прохрипел он, вскакивая на ноги. Хотя вряд ли Серый мог расслышать его в поднявшемся гаме.

Бандиты на крыше сарая растерянно суетились. Молодой целился из арбалета куда-то вниз, но в кого стрелять, было непонятно. Густым плотным дымом вскоре заволокло весь двор, он поднимался, перетекая на крыши. В этой красноватой мгле метались лошади, перепуганные бандиты, что-то гремело и хлопало, кто-то непрерывно орал, перекрывая даже лошадиное ржание.

Барт подобрался к краю – туда, где, перепрыгивая с сарая, он обвалил часть нависающей над землей крыши. Внизу промелькнула темная тень, вторая, третья.

– Господин Леонард! – снова закричал он. – Господин Леонард!

Он заметался по крыше, то и дело заглядывая вниз и прислушиваясь. От красноватого дыма жутко щипало в глазах и в носу, и Барт, шмыгая и утирая непрерывно катящиеся по щекам слезы, срывая голос, хрипел, зовя Серого.

Ответ услышал совершенно случайно, когда уже отчаялся его получить. Даже не услышал – скорее почувствовал, что с заднего двора его кто-то окликнул:

– Бартоломью! Я здесь!

Юноша, мало что видя перед собой, осторожно пополз по скату к краю. Дым уже начинал рассеиваться, но и той части, что он успел нахвататься, хватило для того, чтобы глаза, ноздри и глотка горели огнем, а в легких при каждом вдохе ощутимо покалывало.

– Прыгай скорее! Здесь сено! Левее держись! Еще левее! – командовал снизу маг. Барт, наконец, разглядел его смутный силуэт. – Вот так! Прыгай!

Сердце во время прыжка подскочило к самому горлу, но полет оказался недолгим, да и приземлился Барт на редкость удачно. Правда, не в сено, а в навозную кучу. Но тоже мягко.

Скатившись на землю, Барт кое-как поднялся на ноги, стряхивая с себя комки раздавленных лошадиных яблок. Серый бросил ему поводья запряженной лошади. Сам он был на своей Принцессе. Морды обеих лошадей были обмотаны какими-то мокрыми тряпицами.

– Скорее, скорее, Бартоломью, не стой столбом! – заорал Серый.

Барт вскарабкался на лошадь и маг, не дожидаясь, пока он толком усядется в седле, стеганул обоих скакунов своей серебристой плетью. Едва не обдирая бока о поставленные впритык друг к другу фургоны, лошади понесли с места в галоп. Через невысокий покосившийся забор кобыла Серого перемахнула легко, как газель. Лошадь Барта, более грузная, просто врубилась в растрескавшиеся от сырости жерди со всего ходу, проломив изрядную брешь. Юноша еле удержался в седле, вцепившись обеими руками в расчехранную черную гриву.

Вслед за Серым он поскакал на север. Вскоре они выбрались на тракт, копыта лошадей глухо застучали по хорошо утрамбованной земле.

Обернулся всего лишь раз. Постоялый двор к тому моменту был уже далеко, и смотрелся бесформенной темной грудой, вокруг которой расползались клочки красноватого тумана. Вокруг метались силуэты перепуганных лошадей, многие уже умчались далеко прочь.

Стиснув зубы, Барт отвернулся. Пальцы мертвой хваткой вцепились в поводья, пятки сами собой заколотили по лошадиным бокам, подгоняя и без того мчащегося во весь опор скакуна. Погони не было видно, но юноше все равно хотелось бежать отсюда подальше, скакать, пока лошадь не падет под ним замертво, а потом нестись на своих двоих. Бежать, бежать прочь!

– Я не виноват… Я не хотел… – шептал он, глотая слова, захлебываясь встречным холодным ветром. – Я не хотел…

Серый пилигрим и сопровождающий его Бартоломью Твинклдот, когда-то, в прошлой жизни, носивший прозвище Счастливчик, въехали в Распутье с юга, со стороны побережья. Как раз зарядил мелкий, как крупа, но весьма обильный дождь. Торговцы, чертыхаясь, прикрывали товар хлипкими тряпичными навесами, прохожие торопились забежать под ближайшую крышу.