– Предлагаю ланч, ничего особенного, но некоторые блюда приготовлены из моих собственных продуктов. Ферма у меня маленькая есть, находится поодаль, ближе к озеру.

Они уже сидели в столовой. Герр Тенин переоделся. На нем был двубортный костюм коричневого цвета в узкую сизую полоску, под пиджаком вязаная жилетка и голубая рубашка, воротник которой был сколот неброской булавкой.

«Где он берет эти наряды? Если говорить о моде, то это где-то тридцатые годы, причем хороший европейский портной. Надо отдать должное, при всей нарочитости стиль выдерживается строго!» Стол был сервирован скромно. На старинных разномастных тарелках лежали тонкие ломтики мяса, копченостей, колбас. Отдельно на деревянной доске в окружении спелых маслянистых грушевых долек – сыр. Этот натюрморт был продуман – сыр уложили цветным веером от белого, почти голубоватого, козьего сыра до ярко-оранжевого. Большая ваза с фруктами поражала своей лиловато-сиреневой гаммой – красно-сизый крупный виноград, сливы, маленькие яблочки с темными, почти свекольными боками. Але больше всего понравилась плетеная серебряная хлебница, в которой, завернутые в тонкую расшитую салфетку, лежали мелкие булочки.

– Очень красиво. – Она указала на салфетку.

– Вам нравится? – Герр Тенин улыбнулся. – Сам вышивал. Но это узор не простой, а из книги по рукоделию пятнадцатого века.

– Вы умеете вышивать? – Аля не сдержала удивления.

– Да, между прочим, многие достойные и весьма мужественные личности вышивали и ткали гобелены. Я многое умею делать. И получаю огромное удовольствие от самых необычных навыков.

Пока Аля беседовала с хозяином, Вадим осматривал комнату. Предметы искусства были дороги – уж он-то понимал толк в этих вещах. Мать обожала ходить в известный московский художественный салон на набережной, напротив Киевского вокзала, и в Столешников переулок. Да и в доме было полно неплохих вещей. То, что висело на стенах господина Тенина, выдавало вкус, требовательность и безусловные глубокие познания в живописи.

– Эту коллекцию картин вы сами собрали?

– Конечно! Такие вещи оптом не покупают, – рассмеялся Тенин.

– Я подумал, что вам важна гармония – чтобы все вокруг…

– Понятно – все и сразу и так, как хочется? Нет, молодой человек, самое большое удовольствие – это мечтать о предмете, искать его, добиваться, собрать денег и, наконец, приобрести. Уже гораздо меньше удовольствия от вбивания гвоздя и водружения на этот гвоздь того, о чем мечтал.

– Выходит, у коллекционеров мечта – это основа всего.

– А мечта – это и есть основа жизни. Не сочтите за банальность – мечта и труд. Больше нет ничего, что бы могло повлиять на конечный результат. Мы не говорим сейчас о фатальных вещах – например, о болезни.

– Я никогда серьезно не задумывался, но сейчас склонен с вами согласиться.

– Ну сами посудите, я некоторую часть жизни прожил в такой тесной квартире, что, по меткому замечанию классика, в ней можно было либо драться, либо обниматься. Я мечтал о таком жилье, в котором можно было бы соскучиться по тому, кто находится с тобой под одной крышей. Мечта была похожа на одержимость. Я о благополучии человека судил по размерам его санузла! Правда, я еще много работал… И вот… Вот вам мой дом… Он велик для потомков многих родовитых австрийских и немецких семей, но для меня он воплощение моей мечты. И я счастлив, что не помню, какая мебель у меня стоит в левом крыле – не каждый месяц мне удается туда попасть…

– А как насчет тех, с кем вы живете? Вы их лица помните? – улыбнулась Аля.

– Нет, не помню.

– Действительно, мечта сбылась!

– Потому, что я давно живу один. – Тенин сказал это так обезоруживающе просто, что Вадим и Аля почувствовали сердечность в отношении своего нового знакомого.

– Одному тоже хорошо. Можно заниматься чем угодно. Без оглядки, – Аля поддержала Тенина.

– Да, тут вы совершенно правы. И потом я еще работаю, очень много работаю.

– А чем вы занимаетесь? – спросил Вадим.

– Мои обязанности, как самого крупного в округе землевладельца, поддерживать в надлежащем виде лесные угодья, дороги, тропинки. Вот, например, завтра я хочу объявить о запрете прогулок с собаками. Уже были случаи очень нехорошие – дикие кабаны задрали собаку соседей. Очень неприятная история.

– Они гуляли по лесу?

– О нет, по моей земле проходит специальная прогулочная дорожка. Это моя частная дорога, но гулять разрешено там всем желающим. Вот незадача, собак иногда отпускают с поводков… Надо урегулировать эту проблему. Как положено. Еще я занимаюсь садом, а он у меня большой, старый. Я подсаживаю новые сорта, ухаживаю, собираю урожай.

– А что вы с ним делаете?

– Большую часть раздаю. Немного яблок оставляю себе – для варенья. Я очень люблю старый рецепт – яблоки запекают, отделяют от кожицы, добавляют сахар, корицу и чуть-чуть проваривают. – Тенин перевел дух.

– Как вкусно вы рассказываете. Надо будет опробовать.

– Обязательно вас угощу и еще несколько баночек сливы с корицей дам. Тоже отличный десерт. Остальной урожай я раздаю. Еще я читаю – правда, газеты презираю, журналы не люблю, а вот книги, особенно старые, их я читаю с удовольствием. Работаю – рисую, пишу. Веду обширную переписку. Я люблю почту, а лучшим адресатом считаю того, кому можно написать без повода и сюжета.

– Это сказала Цветаева, – кивнула Аля, – и я совершенно согласна.

– Вы очень умная, фрейлейн. – Герр Тенин сбился на немецкий язык. Чувствовалось, что ему доставляет удовольствие эта свобода обращения с языками – в речи мелькали и французские, и итальянские, и польские слова.

– Спасибо, вы очень добры, но так много надо еще узнать.

– Не спешите, не спешите учиться! Это я вам говорю о жизненных уроках. Просто будьте внимательны и слушайте красивые истории. Красивым историям надо верить, за ними стоит правда собственного опыта. Непережитое обычно имеет вид сухих рекомендаций. Остерегайтесь их.

Вадим в разговоре почти не участвовал – ему было интересно наблюдать за хозяином дома – уж очень тот необычно выглядел. Да и обстановка была под стать Тенину. Культ тридцатых годов – одежда, мебель, посуда, книги, которые в небольшом количестве стояли на низких этажерках, были изданы известным немецким издателем того времени Куртом Вольфом. Можно было, конечно, заподозрить хозяина в германофильстве, но по некоторым приметам он был увлечен историей культуры, а время было им выбрано исключительно по эстетическим соображениям. В конце концов, арт-деко – это стиль не только практичных форм, но и чудесных сочетаний материалов, удобного изящества. Вадим неожиданно почувствовал легкую зависть – чувствовалось, что в этом доме на собственные увлечения денег не жалели. «Впрочем, я тоже богат!» – впервые с момента получения отцовского наследства ему понадобилось таким образом самоутвердиться. До этого он считал, что денег у него столько, сколько он заработал сам.