Святитель Григорий Палама

«Сердцевина учения Григория Паламы заключается в том, что благодать не есть какой-то тварный дар, который Бог нам дает, вместе с тем оставаясь Сам иным по отношению к этому дару… он учил, что благодать — это сам Бог, как бы приобщающий нас к Своей Божественной природе, делая нас через это общение богами по приобщенности, — размышляет митрополит Антоний Сурожский. — Думая, что благодать является только даром Божиим, но не Самим Богом, Который Себя нам предает, западные богословы утверждали как бы непроходимость пропасти между Богом и человеком, творением и творцом…Но нет! Опыт Церкви нам говорит, что благодать — это сам Бог, Себя нам отдающий, и что, принимая благодать, мы делаемся, по приобщению, участниками Божественной природы».

«Единение с Богом совершается не в том смысле, что человек становится Богом, а в ином более утонченном значении, — замечает русский философ Иван Ильин, — человек приемлет каждый в меру своих сил, своего очищения и своей свободной искренности — благодать Божию, как бы врастает в ее дары и преображается от этого в духовный свет, духовную силу и духовный огонь. Он вступает в воздух благодати, оставаясь человеком; он приобщается силам Божиим, не переставая быть единичной тварью; он становится участником Царства Божия, которое “внутрь нас есть”».

Исихастский метод позволил русским людям по-новому взглянуть на христианское вероучение. Крещение Руси в значительной степени свелось к замене языческих богов христианскими святыми во главе с единым «главным» Богом. Этот новый Бог был грозен в своей непостижимости и универсальности, но по этой же причине евангельские ценности оставались для большинства русских, включая многих священнослужителей, всего лишь чудодейственной сакральной формулировкой. Бог существовал «сам по себе», а его чада — сами по себе. Исихазм разрушил эту стену, и потому русские с таким вдохновением ринулись в образовавшийся пролом.

Пожалуй, точнее всех выразился С. С. Хоружий: «…никакой психотехникой, никакими технологиями власти немыслимо и невозможно ввести человека в истинную жизнь во Христе. Это возможно единственным путем, путем расточающей себя Христовой любви. И при всей приверженности исихазма строгому методу и духовной дисциплине, при безусловном наличии в нем высокой и тонкой психотехники, в нем есть и столь же безусловное первенство любви. Она — превыше и метода, и дисциплины, и психотехники». Идеология исихазма не получила и не могла получить массового распространения, но питала немногих подвижников и мыслителей, которые в свою очередь служили образцом духовного подвига, истоком нравственного оптимизма русских людей.

Русская традиция исихазма сложилась еще до путешествия преподобного Нила на Святую гору, и возникновение Сорского скита в лесной пустыни на Белом озере стало результатом развития этой традиции, полагает Е. В. Романенко. Само паломничество на Восток вызвано прежде всего желанием припасть к первоисточнику, изучить практику умной молитвы на Афоне у самых горячих приверженцев учения Григория Паламы. Знания, почерпнутые здесь, на Святой горе, Нил использовал в Сорской пустыни.

Старец — раб Божий. Художник М. Н. Нестеров

Основное внимание скитского насельника сосредоточивалось на достижении безмолвия — исихии, когда “не молитвою молится ум, — пишет преподобный Нил, — но превыше молитвы бывает; и в обретении лучшаго молитва оставляется, в изступлении бывает, и ни хотениа имать чего». Преподобный Нил Сорский говорит об этом словами святых Григория Синаита и Симеона Нового Богослова: «О молитве… прилежно попечение имети, всех помысл ошаася в ней, аще мощно; не точию злых, но и мнимых благых и искати в сердци Господа, еже есть умом блюсти сердце в молитве и внутрь сего всегда обращатися…»

Преподобный Григорий Синаит

Важнейший элемент исихастского «умного делания» — «низведение ума в сердце». Суть и содержание исихии составляет таинственная и сверхрациональная работа переустройства души в состояние открытости, приуготовленности для благодати… В формировании новых структур и механизмов центральное место занимает особый процесс концентрации, сосредоточения или центрирования сознания, издавна получивший название «сведение ума в сердце». Человек должен своей и волею и усилием собрать всего себя в «сердце» — или точней, пожалуй, он должен создать в себе «сердце».

Св. Симеон Новый Богослов

Православные мистики опирались на Священное Писание, которое свидетельствует не только о способности сердца воспринимать воздействия Духа Божьего, но и «представляет его тем органом, который совершенствует и исправляет Бог, как центр нашей духовной жизни и Богопознания». Знаток иудейского Закона ап. Павел полагал, что сердце является центром внутренней жизни человека — наиболее близким ветхозаветным аналогом современного понятия «личности». Сосредоточить ум в сердце — значило установить внимание в сердце и «умно» зреть пред собою невидимого Бога.

Весьма подробно описывает свой медиативный метод Симеон Новый Богослов, характеризуя его как «вещь странную и неудобосказуемую»: «Истинное и неложное внимание и молитва состоит в том, чтобы ум хранил сердце в молитве». Симеон: «Затвори дверь ума и вознеси ум твой от всего суетного, то есть временного. Затем, упершись брадой своей в грудь, устремляя умственное око со всем умом в середину чрева, то есть пуп, удержи тогда и стремление носового дыхания, чтобы не дышать часто, и внутри исследуй мысленно утробу, дабы обрести место сердца, где пребывают обычно все душевные силы. И сначала ты найдешь мрак и непроницаемую толщу, но постоянно подвизаясь в деле сем нощно и денно, ты обретешь — о чудо! — непрестанную радость».

Преподобный Григорий Синаит писал, что только молитва может ум удержать при себе, не давать ему рассеиваться и помрачаться, поскольку «ум… водится как пленник»: «Когда в силу такого молитвенного труда водворится в сердце действо молитвы, тогда она станет удерживать при себе ум». Нил Сорский свидетельствовал об этом явлении следующими словами: «О молитве… прилежно попечение имети, всех помысл ошаася в ней, аще мощно; не точию злых, но и мнимых благых и искати в сердци Господа, еже есть умом блюсти сердце в молитве и внутрь сего всегда обращатися…»

Целью жития русских подвижников, основывавших пустынножительные монастыри, становится «безмолвие», «умное делание». Но достичь искомого состояния было невозможно без «пустынной нищеты», полного отрешения от мирских забот. В обители Сергия строго придерживались правил апостола Павла не жить на чужой счет и не быть никому в тягость. Преподобный Сергий строго запрещал братии выходить из монастыря для собирания по селам и деревням подаяния от мирян; каждый инок должен был доставать сам для себя пропитание трудами рук своих, а в случае недостатка — просить и с терпением ожидать милости от Бога. Потому в обители Сергиевой установилось такое нестяжание, что и самые книги писались на бересте.