Иноземка Софья и ее униатское окружение и прежде не пользовались расположением москвичей, но после подозрительной смерти Ивана Молодого и усиления династических позиций Василия эта антипатия приобретала дополнительный стимул и новое политическое содержание. Перспектива объявления наследником Василия, в то время удельного князя, возбуждала в русских недобрые воспоминания о междоусобных бранях и безначалии середины века. Одно это обстоятельство еще более привлекало правительство на сторону Елены Волошанки и ее внука Димитрия. Повторялась ситуация времен гражданской войны в правление Василия Темного, победу которого Ключевский объяснял тем, что «все влиятельное, мыслящее и благонамеренное в русском обществе стало за него, за преемство великокняжеской власти в нисходящей линии».

Но возникшая после смерти Ивана Молодого альтернатива между Василием и Димитрием предоставляла возможность выбора не только между различными линиями правящей династии, противоборствующими придворными партиями, но и различными векторами внешнеполитического курса. Если в «активе» Димитрия связи с Валахией, сильной лишь личностью его деда Стефана Великого, то Василий — потомок византийских императоров. Иван Молодой умирает, и сын Деспины получает шанс стать наследником в тот момент, когда новгородское следствие отыскивает компромат на Федора Курицына и окружение матери Димитрия Елены Стефановны. И тут как раз в Москве оказывается Андрей Палеолог, повсюду, где он оказывается, торгующий своими наследственными правами на византийский трон. Ивана III явно подталкивают сделать решительный выбор.

Заявка Москвы на констатинопольское наследство, а тем более практические шаги по его обретению, порадовали бы многие европейские державы, занятые поиском союзников в борьбе с османами. Император Фридрих III был озабочен турецкими набегами на его австрийские владения, хотя главным его намерением было заручиться поддержкой Москвы в борьбе с Ягеллонами. Венеция, заключившая мир с султаном, в промежутке между окончанием одной войны в 1479 году и началом следующей в 1499-м не прекращала попыток сколотить антиосманский блок с участием различных государств. Например, в 1485 году венецианский дипломат Джованни Дарио вел переговоры с правителем государства Аккоюнлу Ягубом, в результате которых ему надлежало выяснить перспективы новых нападений на Турцию.

В этой связи трудно не обратить внимания на венецианскую принадлежность сознательного или нечаянного губителя Ивана Молодого — Леона Жидовина и его связь с окружением Софьи Палеолог, также тесно связанного с республикой Святого Марка. Тем не менее после смерти Ивана Молодого радикальных перемен как во внутренней политике, так и в действиях Москвы на международной арене не произошло. Интересно, что в грамоте Ивана III, которую Юрий Траханиот привез императору Фридриху, напоминалось о том, что отцу московского государя византийский басилевс Иоанн Палеолог приходился зятем, а о женитьбе самого государя на племяннице последнего Софье не говорилось ни слова.

В то же время когда публицисты начинают разрабатывать византийское наследство, независимо от него мы наблюдаем несомненные признаки растущего российского национального самосознания. В январе 1493 года Иван III направляет посольство новому литовскому государю — Александру Казимировичу — послание, где впервые в сношениях с зарубежьем именует себя «государем всеа Руси». Великого князя литовского, который также именовался «русским», данная новация неприятно удивила. Вдобавок послы сообщили о переходе на сторону Москвы очередной группы служилых князей.

Еще раньше до начала злободневных вариаций на тему «Третьего Рима», а именно в начале 1489 года Федор Курицын в ответ на предложение Ивану III принять королевскую корону из рук германского императора передал посланнику Фридриха III Поппелю такие слова великого князя: «А что еси нам говорил о королевстве, если нам любо от цесаря хотети краалем поставлену быти на своей земле, и мы Божиею милостью государи на своей земле изначала, от первых своих прародителей, а поставление имеем от Бога, как наши прародители, так и мы, а просим Бога, чтобы нам дал Бог и нашим детем и до века в том бытии, как есмя ныне государе на своей земле, а постановления, как есмя наперед сего не хотели, так и ныне не хотим».

Въезд иностранных послов в Москву. Гравюра XVI в.

С таким ясным представлением о своем высоком предназначении, об истоках власти, на него возложенной, Ивана III трудно было увлечь миражами, припугнуть смутой. Тяжелым выдался для государя год 1490-й от Рождества Христова. Ему пришлось пережить смерть сына, верного и деятельного соратника, который уже давно стал надежной опорой его правления, выдержать атаку оппозиции под личиной борьбы с ересью, но он выстоял, ограничившись уступками, незначительными и временными.

Так, к октябрю 1490 года (в тот же срок, что проводился церковный собор) сын Деспины Василий получает право распоряжаться в тверских землях. Данный акт выглядит как знак преемственности с Иваном Молодым. Однако в сентябре 1491 года великий князь решает произвести описание земель в бывшем Тверском княжестве. Как полагает С. М. Каштанов, в это самое время Василий лишается тверского княжения.

В том же сентябре 1491-го — и здесь мы имеем дело не со случайным совпадением — Иван III приказывает взять под стражу Андрея Углицкого. В 1487 году великий князь клялся не держать зла на меньшого брата. Но в 1489 году до Андрея Углицкого дошли слухи о намерениях старшего брата его «поимати», Андрей обратился к Ивану Патрикееву с просьбой выяснить намерения государя, но тот посоветовал напрямую обратиться к сюзерену. Государь поклялся в том, что и «в думе того не бывало», и выяснил, что слух распустил один из слуг великого князя, чем-то обиженный Андреем.

Крамольника наказали. Но мир между братьями восстановился ненадолго. Впрочем, виновником окончательного разрыва отношений нужно считать самого Андрея. В мае того же года, когда Иван III приказал своим воеводам выступить в помощь крымскому хану Менгли-Гирею против ордынских царевичей, углицкий князь отказался выставить свою рать. Очевидно, тогда участь Андрея была решена, но по каким-то причинам государь отсрочил расправу. Припомнили князю и его сношения с Ахматом и Казимиром.

Одновременно Иван вызвал в Москву и Бориса Волоцкого. Обошлось. Как выразился летописец, князя Бориса и детей его «неухыщреннаго ихъ нрава ради не вреди ничимже». Впрочем, Борис в последние годы неизменно сопровождал великого князя в походах на Тверь и на Ахматовых детей и претензий к нему не возникало. Впрочем, вызов сыграл свою воспитательную роль — удельный князь направлялся в столицу «в великой тузе», а вернулся на Волок в «радости великой».

В сентябре 1491 года Иван III нанес решительный удар по оппозиции и начал выдвигать Дмитрия-внука в качестве политического противовеса старшему сыну. В 1492–1493 годах имело место реальное возвышение сына Ивана Молодого и Елены Волошанки. Дальнейшему росту политического авторитета Дмитрия в 1494–1495 годах соответствовало полное исчезновение в это время с политической арены Василия. Впрочем, борьба только начиналась.