Какие чувства я испытывала к мужу? Те же, что и множество других девушек, вышедших замуж впервые дни войны. Я была молода и считала, что поступаю правильно. Быстро свыкшись с ролью невесты, а потом и жены, я питала надежды на будущее. Я обрела новую фамилию, новую жизнь. «Мой муж сражается за нашу страну», – говорила я себе и гордилась этим. Над крыльцом нашего дома я повесила американский флаг в знак того, что здесь ждут солдата с фронта.

Я осталась жить со своими родителями в Асконсете. Так было принято среди тех жен, чьи мужья ушли на фронт. К тому же Александр хотел поселиться в Асконсете. Его семья владела обувными фабриками в Нью-Бедфорде и Фол-Ривере, в нескольких часах езды от нашей фермы. Он обещал непременно построить для нас дом, когда вернется. А пока мне предстояло еще закончить школу, да и родители нуждались в моей помощи.

Поначалу я писала Александру каждый вечер. И каждый вечер, надписав адрес и запечатав письмо мужу, я пыталась написать Карлу, но никак не могла найти подходящих слов. Наконец, решив, что они вряд ли найдутся, я просто изложили на бумаге свои сумбурные мысли. Получилось сбивчивое, искреннее, безыскусное письмо. Я была страшно зла на Карла. До меня стало доходить, что я связана отныне и до конца жизни узами брака с другим человеком.

Но этим человеком должен был быть Карл.

Поэтому, злясь на судьбу, я вымещала на нем свою обиду. Я убеждала себя, что он не любил меня по-настоящему и свой гражданский долг поставил выше наших отношений. Поспешив стать добровольцем, рассуждала я, он предал меня, так же как и я предала его. И письма, которые я получала от него раз в неделю, только подтверждали это. Он писал о своих товарищах, о сражениях, но ни слова – о своих чувствах ко мне.

На прошлой неделе мы как раз вспоминали с ним об этом. Карл был уверен, что писал мне о любви, потому что только обо мне и думал. Но я показала ему его письма. Он нахмурился и сослался на цензуру, которая могла вычеркнуть из письма все личное.

Не знаю, собирала ли японская разведка персональную информацию об американских военнослужащих, но я не стала его разубеждать.

Вернемся в сорок второй год. Я собралась с духом и отослала свое письмо. За два месяца со дня отъезда Карла я получила от него шесть писем. Шестое оказалось последним.

– Последним? – переспросила Оливия. Они поверну ли к дому; небо затянуло тучами. – Даже не поздравил со свадьбой?

– Нет. Так Карл наказал меня. Я причинила ему боль, и он в бессильной ярости уничтожил всякое напоминание обо мне – фотографии и письма.

– Как Саймон, который сжег свой дом? – спросила Оливия.

Натали удивленно взглянула на нее.

– Кто вам об этом сказал?

– Саймон. – Натали недоверчиво вскинула бровь, и Оливия пояснила: – Вы же меня знаете, я кого угодно могу замучить вопросами. Наверное, я ему порядком надоела.

– Он трудно сходится с людьми. Не принимайте это близко к сердцу.

– Психологу понадобились бы годы, чтобы разговорить Саймона. Я здесь только на лето, и я не психолог.

– Саймон заслуживает счастья.

– То же можно сказать про всех нас. – Оливия решила переменить тему. – И когда же вы снова встретились с Карлом?

– После войны. Все оказалось проще, чем я думала.

– Вот как?

– Нам была необходима его помощь. Настали тяжелые времена. Джереми не справлялся один.

– А где был ваш отец?

– Дома. Он почти не вставал с постели с тех пор, как умерла мама, – ответила Натали.

– Когда это случилось?

– Через год после моей свадьбы. К тому времени у меня родился первенец. Александр приезжал на побывку, и к концу войны у меня было уже двое детей. Я выполняла всю роботу по дому, ухаживала за отцом, работала с Джереми, который тоже заметно сдал за эти годы. – Натали и Оливия вошли во двор и остановились перед домом. – Брида страдала артритом. Она пыталась нам помогать, но смотреть на ее мучения было тяжело. Джереми пришлось стать для нее сиделкой. Он просто не мог со всем справиться один.

– А где был Александр?

– В Англии.

– А после войны?

– В Англии, – повторила Натали. – Потом во Франции. Его не было в общей сложности лет пять. Мне кажется, работа в разведке привлекала его больше всего остального. Отпраздновали победу в Европе, потом победу над Японией, и наши парни стали потихоньку возвращаться домой. Но Александр остался собирать доказательства военных преступлений для судебного процесса.

– Но ведь он был нужен вам здесь, – возразила Оливия.

– Карл вернулся.

Как будто этим все сказано.

– И как вы отнеслись к его возвращению?

– Поначалу нам было страшно неловко, – ответила Натали после минутного раздумья. – Мы не знали, что сказать друг другу. Надо было заново пересмотреть свои отношения.

Оливия попыталась представить, каково было Карлу.

– Странно, что он вернулся в Асконсет. Ему, наверное, было больно видеть вас.

– Он был человеком дела. Для него Асконсет означал больше, чем просто работа. Это была его жизнь. Он верил в то, что когда-нибудь мы станем знаменитыми виноделами, и хотел возродить ферму. К тому же здесь жили его родители.

– Наверное, ему хотелось быть поближе к вам.

– Может быть, и так, – рассеянно проговорила Натали, увидев Жуакина и Мадалену, выходивших из дома. – Мадалена, куда вы собрались с Жуакином? – окликнула она супружескую пару.

Они явно собрались в дальнюю дорогу. У Мадалены был Виноватый вид.

– Моя сестра больна, – сказал Жуакин с латинским акцентом. – Мы возвращаемся в Бразилию.

– В Бразилию? – встревожилась Натали и, подойдя к ним, порывисто взяла Мадалену за руку. – В Бразилию? Надолго?

Мадалена робко взглянула на мужа.

– У моей сестры семеро детей и двенадцать внуков.

– Знаю, Жуакин. Я же сама посылала им одежду.

– Сестра больна. Ей нужна помощь.

– Может, наймем кого-нибудь? Я заплачу.

– Ей нужна семья.

– И надолго вы собрались? – спросила Натали. Не дождавшись ответа, она заключила: – Вы покидаете меня. Уезжаете, потому что против моей свадьбы, это так?

Жуакин снова ответил за двоих:

– Нам пора на покой. Мы устали.

– Хорошо, – кивнула Натали. – Я вас понимаю, но подождите хотя бы до свадьбы.

Жуакин покачал головой:

– Сестра нас ждет.

– Тогда съездите на неделю-другую и возвращайтесь в августе. – Они промолчали, и Натали повернулась к Оливии: – Постарайтесь их переубедить.