Заговорил он с ней, лишь когда похлебка уже стояла над огнем, а сама Лесли тоже присела к костру; спросил внезапно:

— Скажи, а зачем ты с собой револьвер таскаешь, если он тебе не нужен?

— На него можно что-нибудь выменять при случае. В поселках охотно берут оружие. И вообще, сразу видно — револьвер неплохой, не выбрасывать же мне его было!

— А ты что, его случайно нашла?

— Да вроде того, — пожала плечами Лесли.

Возможно, Джедай почувствовал в ее тоне нежелание разговаривать, потому что больше ни о чем спрашивать не стал.

С одной стороны, идти по лесу куда приятнее, чем по пустоши: тут тебе и тень, и влажный мох или листья, которыми можно обтереть вспотевшее лицо. С другой — попадающиеся под ногами ветки и подрост цепляются за волокушу, порой со всем грузом приходится перебираться через упавшие деревья — словом, если за день удается пройти миль десять, так это, можно сказать, удача.

Поэтому к концу дня Лесли изрядно вымоталась. Утешало лишь то, что на следующий день они должны были выйти к ведущему на юг шоссе — по нему идти будет куда легче.

Джедай, хоть и виду не подавал, наверняка устал не меньше. Тем не менее, едва сняв с себя лямки волокуши, спросил, что надо делать. Лесли велела ему нарубить дров и развести костер, а сама принялась готовить ужин — по дороге ей удалось подстрелить самца дикой индейки.

Индюк попался крупный — фунтов пятнадцать, не меньше, поэтому мяса хватило и на котелок похлебки, и еще собакам по куску досталось. Похлебка получилась наваристая и духовитая, Джедай, нахваливая, съел две миски — словом, ничто не предвещало новой ссоры.

Сквозь крону сосны, под которой они остановились, пробивались редкие капли дождя и шипели, попадая на огонь. Судя по всему, ночью дождь должен был усилиться, поэтому Лесли привычно приготовила уютное логово из сложенного вдвое тента, сказала Джедаю:

— Ложись ты к стеночке… к мешкам то есть.

— Да я, — внезапно смутился он, — я… так… лучше снаружи лягу.

— Ты что, вымокнешь! Скоро дождь вовсю зарядит.

— Ничего страшного.

Лесли выпрямилась, кулаки сами воткнулись в бока.

— Ты что, боишься, что среди ночи в лунатическом бреду, — она скорчила зверскую рожу и покрутила возле виска ладонью, изображая безумца, — можешь полезть меня насиловать?

— Нет, но…

— Так не беспокойся, разбужу так, что мало не покажется! А сейчас кончай валять дурака — знаешь, сколько ночей мы вот так, вместе, уже провели?

Он угрюмо взглянул на нее, подошел к мешкам и лег. Лесли закуталась в одеяло и устроилась рядом. Натягивая на них обоих тент, нечаянно прижалась к нему — показалось, что он аж отшатнулся, вжимаясь в мешки. Интересно, она что, ему так неприятна?

Черт, ну насколько с ним проще было, пока он оставался безмозглым «ослом Господа Бога»!

Утром Джедай выглядел мрачным. Когда она протянула ему миску с завтраком, поблагодарил лишь кивком, и так же молча, когда пришло время идти, впрягся в волокушу и потащил ее вперед.

Для затравки разговора Лесли пыталась подкинуть вежливо-незначащие реплики вроде: «Похоже, погода получше стала», «Ну вот, наконец-то мы на дорогу вышли — теперь полегче будет, правда?» — в ответ он лишь мерил ее мрачным взглядом и бросал короткое «да».

От этого затянувшегося молчания ей было не по себе, она даже подумала: «Ну в самом деле — хоть бы он что-нибудь спросил, что ли!»

Двигаться по асфальту было и впрямь намного легче. Поэтому, когда за пару часов до заката Лесли увидела хорошее место для стоянки, то прикинула, что с утра они прошли уже миль пятнадцать, а значит, можно и отдохнуть. А еще лучше, пока светло, прогуляться по лесу: авось удастся добыть что-нибудь на ужин.

Так она и сделала; перед уходом попросила Джедая развести костер.

— Я могу построить шалаш, — впервые за день произнес он связную фразу. — Ночью опять дождь может быть.

— Зачем на одну-то ночь? — удивилась Лесли. — Под тентом переночуем! — свистнула собакам и пошла.

«Прогулка» оказалась более чем удачной: не пройдя и мили вдоль поросшего тростником ручья, она заметила на песчаном берегу следы оленей — причем следы свежие, оставленные уже после прошедшего в полдень дождя.

Подозвала Алу, показала:

— Смотри!

Собака понюхала, отошла на несколько шагов и снова опустила голову, принюхиваясь, после чего быстрой деловитой трусцой устремилась в лес. Словно подчиняясь неслышному сигналу, остальные члены Стаи вскинули головы; мгновение — и они ринулись вслед за ней.

Ждать пришлось довольно долго. Лесли уже думала, что собаки вот-вот вернутся не солоно хлебавши, когда ее натренированный слух уловил отголоски лая: «Гоним, гоним!» — и через минуту из подлеска вылетел молодой олень. Заметив ее, метнулся в сторону, но поздно — стрела сорвалась с тетивы, а промахивалась Лесли редко.

На стоянку она вернулась, когда уже стемнело. Плечи приятно оттягивал мешок с мясом, позади брели сытые собаки.

Джедай сидел у костра. Неподалеку, входом к костру, красовался шалаш из сосновых веток.

— Ну и зачем было силы тратить? — сбросив с плеч мешок, сочувственно сказала Лесли. — Мы же здесь всего на одну ночь. Отдохнул бы лучше.

— Я его уже сделал, — отрезал Джедай и вновь погрузился в молчание.

Ясно, по-прежнему дуется. Хорошо, что она мясо добыла, авось наестся как следует — и настроение получше станет.

— Сейчас мы с тобой будем жареную печенку есть! — весело посулила Лесли.

Лишь когда, присев у костра, она выложила на шкворчащую сковороду первый пласт печенки, Джедай вдруг пробудился к жизни.

— А можно я спрошу?

«Ну, слава богу, кажется, пришел в себя!» — обрадовалась было она, но от следующих его слов у нее отвисла челюсть:

— Скажи, ты всех мужчин ненавидишь или только меня?

— Что? — похоже, он спросил не в шутку — губы были плотно сжаты, глаза холодные. От растерянности Лесли не нашла, что ответить, и нелепо замямлила: — С чего ты взял? Я тебя вовсе не…

— Тогда какого черта ты меня непрерывно травишь? — Джедай подался вперед. — Я же не виноват, что ничего не помню и от тебя завишу! А тебе все время то не то, это не так; делай то, не делай это — командуешь мной, будто я собака! Хотя нет, с собаками ты куда добрее. «На, миленькая, кушай мяско!» — передразнил он. — А я, что ни спрошу, в ответ слышу: «Вроде того… Можно сказать и так… Я не хочу об этом говорить…» — да еще при этом смотришь волком, будто язык мне готова отрезать, лишь бы я заткнулся. Предлагаю что-то сделать — это вообще почти преступление! Даже ножа у меня нет — с ножом у нас может ходить только суперкрутая мисс Брин. Или ты что, настолько мне не доверяешь?!