— А что же?

— Узнаешь, принц. Узнаешь…

* * *

Когда мы спустились на два этажа, то встретили Мефамио, как раз поднимающегося наверх.

— Я так понимаю, шпион был раскрыт, наказан и, раскаявшись в содеянном, получил второй шанс? — насмешливо спросил он.

— Это не смешно, Мефамио, — рыкнул в ответ Уталак, — мало того, что ты в очередной раз выставил посмешищем этого бедолагу, которому тут и так несладко живётся, так ты ещё и Дитриха в это втянул! Не для того я приложил столько усилий…

— Извини, папа, но я по-прежнему считаю, что ты слишком мягко стелешь Дитриху, — дерзко ответил Мефамио, — да, спорить не буду, у принца есть потенциал, со временем из него может выйти толк, и, может быть, даже я когда-нибудь признаю его равным себе. Но сейчас он ведёт себя совершенно безответственно. Я думаю, ты, принц, не станешь отрицать, что в произошедшем есть и твоя вина. Если бы ты продолжал тренироваться в пределах отведённого для этого места — ничего бы не случилось.

— Тебе не кажется, сын, что ты немного забываешься? Дитрих — не твои бестолковые подчинённые, в которые каждую мысль надо вбивать молотом. Он человек…

— И в этом его главная слабость, — перебил отца Мефамио, — принцу могло показаться, что он оказался в совершенно безопасном для него месте — так вот это не так! Ты не хуже меня знаешь, что на этом острове есть места, которые опасны для него! Ты можешь быть несогласным со мной и даже выпороть меня, — он гордо отвернулся, — но я всё равно считаю, что поступил правильно. Принцу не следует терять бдительности именно потому, что он человек. Особенно потому, что он человек!

— Хватит, — властно сказал Уталак, безо всяких усилий прерывая гневный поток Мефамио, — отложим этот разговор на потом. Сейчас отыщи маму с Лиалой, и втроём идите на второй этаж в Зал Витражей.

— В самом деле? — Мефамио раскрыл глаза, — ты хочешь сказать, что?..

— Да, — я, в свою очередь, выступил вперёд, — Мефамио, я считаю, что раз вы так радушно приняли меня, то имеете право знать, что я такое. И да, отчасти вы были правы с утренним происшествием. Мои вам извинения за беспокойство, — и сразу после этих слов пошёл вниз по лестнице. Мне не надо было оглядываться, чтобы узнать, что старший сын Уталака сейчас удивлённо смотрит на меня.

Я же понимал, что мне пора, наконец, научиться брать ответственность за всё, что со мной происходит. Мефамио прав. Хоть и по-своему, но прав. Нельзя расслабляться. Нельзя витать в облаках. Надо по-прежнему собирать всякую информацию — и учиться, учиться, учиться. Нельзя сбрасывать со счетов Лазурных драконов: тот факт, что я оказался в этом месте, ещё ничего не решает. Отреагировав на произошедшее с точки зрения эмоций, я совсем забыл посмотреть на ситуацию со стороны: если Сиреневые стражники ловили шпиона, значит, они, как минимум, его ждали. Со всеми вытекающими из этого последствиями…

* * *

За всеми этими размышлениями меня догнал Уталак.

— Вновь ты удивил меня, принц, — уважительно сказал он мне, — признаюсь, когда мне удалось, наконец, доставить тебя сюда, я поддался эмоциям и проявил беспечность. И потому прошу: если тебе вздумается в будущем пойти гулять за пределы замка, бери кого-нибудь с собой. Хотя бы первое время. Потому, как здесь и в самом деле есть места, где тебе может угрожать опасность.

— И если бы я залез в такое место, — хмыкнув, продолжил я, — то виноватым, как начальник стражи, был бы Мефамио. Что ж, он просто выполняет свою работу. Тут не на что обижаться. Скажите, а что вы имели в виду, когда говорили, что Мефамио снова выставил на посмешище этого бедолагу Алкида? Он что, не любит его?

— В страже служат знатные драконы и драконы среднего класса, — начал издалека Уталак, — это крайне важно, так как им приходится нести длительные вахты в драконьих обликах. Алкид же — из простонародья. Но он очень, очень желал служить на Сиреневом острове. Я был в тот день, когда проходил отбор среди рекрутов в стражу, среди которых был и Алкид. Он впечатлил меня своими навыками и упорством, и я уже был готов одобрить его кандидатуру, когда мне сообщили, что он из простонародья. Я хотел ему отказать, но он так на меня тогда посмотрел… казалось, если я ему откажу, то выбью почву у него из-под ног и сломаю его этим. Признаю, я проявил слабость, но когда я понял, что последует за этими словами, — он покачал головой, — с чужой мечтой, тайно взращиваемой, бережно хранимой, вопреки всем насмешкам, уговорам и издевательствам выжившей я так поступить не могу. Надо отдать ему должное — ни единого раза он не дрогнул, столкнувшись с трудностями, с которыми, как дракон из простонародья, он обречён был столкнуться. Он тренировался с огромным усердием очень долгое время и — казалось бы, чудо — он преодолел трудности и встал на один уровень с драконами из среднего класса по уровню владения своей второй ипостасью. Но, увы, природа не терпит такого нарушения равновесия. И в результате…

— У него притупился интеллект? — тихо спросил я.

— Верно. Именно по этой причине я позволил ему столь дёшево отделаться: какой смысл бить собаку за то, что ей сказали «Фас», и она кинулась, куда было велено?

— Не слишком ли грубо? — недоуменно спросил я, — он всё равно тоже личность, которая имеет свои тайны, свои цели в жизни. Как можно…

— В том то и дело, принц, что он начинает их терять, — удручённо сказал Уталак, щелчком пальцев открывая передо мной массивную железную дверь, — прочий молодняк среди стражников начинает обзаводиться парами, сбегают на свидания в Стигиан, а старики покрывают их перед Мефамио. Но только не он. У него, кажется, иных желаний кроме как служить нам, и не осталось…

— Но довольно о нём, — прервал он сам себя, открывая передо мной очередную дверь, — это всё мои заботы. У нас есть другие, более насущные дела.

Моему взору открылась небольшая комнатка, в которой, как и в своё время в похожей на неё, стояло семь тумб с чашами. И над ними клубились цветные пары. Донельзя знакомые…

— Вы что, шутите? — ахнул я, подходя к сосудам и с благоговением в них заглядывая, — это же… неужели это и в самом деле?

— Да, принц. Это первородный Цвет, — довольно улыбнувшись, сказал Уталак, — Лазурные драконы для этих целей играются с камнями. Золотые — тоже, но с куда более драгоценными. Бриллиант для Серебра у них самый дешёвый камень, если переводить в денежный эквивалент. Для Янтаря они используют очень редкий жёлтый сапфир. Для Пурпура они где-то выкопали совсем уж редкий красный изумруд. Ну а Пурпурные этот обряд проводят с особыми картинами. Но это всё игрушки, принц… Сирень за всю мою жизнь раскрыла мне множество тайн, удивляя даже тогда, когда, казалось бы, удивляться дальше уже некуда. И вот один из её подарков: возможность прикоснуться к Цвету напрямую.

— Вы хоть понимаете, — хмыкнул я, — как бы дико это выглядело, прилети я к вам с самого начала? С трудом представляю себе, как я, злой, издёрганный, напуганный, уставший от долгой дороги стою здесь и с ужасом понимаю, что мне придётся опустить туда руку.