Прожили еще один месяц, и вновь у нас горе. Сегодня в 12 часов дня скончался самый меньший братишка Коля.

В общем-то этот месяц в смысле выдачи продуктов был самый лучший, так как выдали все: сахар, масло, мясо и крупу. Мне только жалко очень масло, карточки были сданы, а нам там не давали, а в магазине дали 800 г. Кругом видишь – едят масло, а я хлеб, и то плохой и сырой.

Сегодня я ходил на завод, получил карточки. Сразу взял запеканку и съел без хлеба. Хлеб возьму завтра, может быть, прибавят, хотя бы немного.

На улице сегодня тает и тепло, по утрам опять все замерзает. Мы никак не можем дождаться тепла, и немного улучшилось с питанием, а то ноги не ходят.

11 апреля [1942 года]

С первого апреля по 11 апреля ничего существенного не произошло. За этот период дома у меня получили: масло по 100 г на каждого сливочное, крупы по 250 детям, 200 – иждивенцам, по 100 г селедки, по 100 г еще сахар-песок. Я же занимаюсь пока все время. На ВУПе кормят не так плохо, но все мало. Утром суп, два стакана чаю сладкого, 150 г хлеба. В обед – суп, котлетка 50 г или запеканка с мясом или рыбой, гарниру мало; ужин: суп, один стакан чаю, изредка дают в обед или ужин запеканку из соевых отжимов или молоко соевое. Уже было несколько раз.

Вот сегодня уже 11 апреля, а на улице еще много снега и льда и все еще свежо, погода пасмурная, сырая, кругом вода. Сегодня я пришел домой за бельем. Завтра пойдем в баню.

На занятиях в военно-учебном пункте мы изучили станковый пулемет, теперь будем изучать мотоцикл и миномет, когда кончим, не знаю.

У меня есть желание поступить в военно-морскую школу, написал заявление. У нас уже некоторые ушли. Там и кормят хорошо, хлеба дают 800 г. Не знаю, как будет дальше, может быть, и я устроюсь туда, сейчас нет времени сходить туда, так как с занятий не отпускают, а в воскресенье, завтра, там выходной. У нас до обеда субботник по уборке города, потом свободны.

12 апреля [1942 года]. Воскресенье

Ничего существенного не произошло. Работали до обеда. После обеда убирали помещения.

16 апреля [1942 года]

Занимался в ВУПе до обеда, после отпустили домой. Я поступаю в Военно-морскую школу. У меня приняли заявление и сказали прийти 20-го с документами. А на ВУПе прошли пулемет, 17-го пойдем стрелять, обещали скоро выдать шинели. Всех перевели на казарменное положение. Погода сейчас хорошая, тепло, солнце, все тает, уже весна.

28 апреля [1942 года]

У нас опять в семье несчастье. Умер еще один брат, Гриня, тринадцати лет. Умер 27 апреля.

Я сейчас кончаю ВУП со специальностью «станковый пулеметчик». К маю, наверное, нас возьмут в армию. Но я хотел бы справить 1 мая и свой день рождения, а потом уйти в школу, так как в школу военно-морскую мне надо явиться 5 мая. Не знаю, куда попаду, но хотел бы в школу.

29 апреля [1942 года] пришел на пункт и меня направили на медкомиссию.

На пункте меня направили в военкомат, оттуда отправили на медкомиссию.

Прошел комиссию, и дали предписание явиться 30 апреля для отправки в часть. Не дали и справить Первое мая. 1 мая – мой день рождения.

30 [апреля 1942 года] в 7 часов быть в военкомате с ложкой, кружкой и т. д. До свидания.

А. П. Гришкевич[23]. «Они собирали карточки… и распределяли хлеб среди дистрофиков»

«Немцы стреляли регулярно, через каждые полчаса ‹…› “Мне уже не нужно хлеба. Я умираю” ‹…› Они собирали карточки, шли в магазин и затем распределяли хлеб среди дистрофиков ‹…› Непогребенных трупов здесь сотни, и с каждым днем их становится больше ‹…› “Ну подожди же, накручу я сейчас управхозов и комендантов” ‹…› “Я бы и человечину ела, если б не боялась ответственности”. ‹…› “Сколько ваших людей погибло?.. Ни одного… Они же работают у пищи…”»

6 сентября 1941 года я, как обычно по субботам, поехал домой помыться и переодеть белье. Уже на Прогоном переулке я почувствовал в поведении людей что-то необычное. Все спешили к трамваю, одни бегом, другие под тяжестью тюков, мелко и быстро семеня ногами. Люди были напуганы.

Я поспешил к дому. Только успел спуститься с горы на Прогонном переулке, как в метрах 150 раздался сильный взрыв. Инстинктивно нагнулся к земле и правильно сделал – над головой с визгом пролетел кусок металла. Поднялся и сразу же был засыпан землей и грязью. Отряхнувшись, побежал к дому.

Около дома [№] 9 собралась небольшая толпа любопытных. Снаряд упал между домов, повредив их осколками. Невдалеке лежал разорванный осколками мальчик. Рядом с домом стонали две раненые женщины. Дом оказался закрыт. Все жильцы прятались в выкопанной во дворе щели. Там я увидел своих. Они были напуганы и ошеломлены. Чтобы хоть как-то ободрить их, рассказал анекдот. Не помогло. Вдруг в сотне метров от нас вновь упал снаряд. Дзинькнули стекла. Наступила жуткая тишина, а затем раздались стоны и крики. Значит, опять кого-то ранило.

Отыскал мать. Она ухватила меня за пальто и не отпускала от себя, хотя я никуда и не пытался уйти. Оказывается, немцы уже дали восемь выстрелов по заводу им. Ленина. Ни один из них в цель не попал. Правда, на территории завода два снаряда разорвались – один на шихтовом дворе, другой в медпункте. Все это объяснила мне мать, путая слова и названия. ‹…›

Немцы стреляли регулярно, через каждые полчаса. В перерыве между выстрелами народ выбирался из траншей, бежал на место разрыва и оказывал первую помощь пострадавшим и через 25 минут снова забирался в укрытие.

Наш дом и траншея оказались на пути между стреляющим орудием и заводом. Снаряды рвались вокруг дома, срывали крыши, повреждая квартиры. Всего за вечер пострадало 34 человека.

Уговорил мать срочно перебраться, захватив ценные вещи, к Добычину и там остаться несколько дней.

В 9 [часов] вечера направился к Смольному. Выстрелы раздавались все чаще. Только успел пройти сталелитейный цех, находившийся рядом с улицей, как раздался взрыв. Разворотило всю мостовую и заводской забор, цех остался невредим.

На трамвайной остановке собралась толпа с узлами и чемоданами. Все стремились перебраться в Петроградский район. Трамваи задерживались. Дошел до Смольного пешком.

* * *

Ноябрь [1941 года]. Это рассказала мне мать одного моего товарища.

«Я возвращалась из Володарского райисполкома,