– Да, – кивнул Вебер, – через переводчика. Я имрассказал, кто приходил. В том числе и вы.

– Где оружие?

Гюнтер нахмурился. Он не впервые слышал про пистолет и немог скрыть своего смущения.

– Я вернул пистолет владельцу, чтобы у него не былонеприятностей, – пояснил Вебер, – Лиана мне разрешила. Никто об этомбольше не знает. И вы не говорите. Я не стал им рассказывать, что мы забралиоружие у одного из этих парней. Он немного знал немецкий.

– Бесплатно?

– Мы дали ему тысячу долларов. Он одолжил оружие на однуночь.

– За такие деньги можно было купить новый пистолет, –хмыкнул Дронго, – и сегодня вы больше нигде не были?

– Только в прокуратуре. И еще заезжали в женскуюконсультацию. Я не знал, куда мы приехали, Лиана вошла в здание и я спросил уохранника. Того самого, который немного понимает по-немецки. Он мне сказал.Больше мы нигде не были.

– Понятно. Спасибо.

Дронго пошел к другой двери и постучал. На этот раз дверьсразу открыли, словно его уже ждали. Он увидел Лиану. Он была в темном брючномкостюме. Волосы были аккуратно уложены.

– Это вы? – удивилась Лиана. – Что вы хотите?

– Поговорить с вами.

– Я не хочу с вами разговаривать, – она попыталасьзакрыть дверь, но он поставил между косяком и дверью ногу.

– Уходите, – Лиана приоткрыла дверь, –уходите, – повторила она, – иначе я позову Гюнтера.

– Зовите, – согласился Дронго, – и заоднорасскажите ему, зачем вы положили яд в бутылку.

– Что вы сказали? – она явно смутилась.

– Вы откроете дверь или мне уйти?

Она оглянулась, словно опасаясь, что он войдет. И все-такиотворила дверь, впуская его в апартаменты. Он увидел разбросанные чемоданы ивещи, которые валялись по всем комнатам. Дронго усмехнулся. Она заметила, какон прореагировал и нахмурилась.

– Я проверю его вещи, – пояснила она, – вдругнайду там какие-нибудь важные документы.

– Не сомневаюсь, – сказал Дронго, – только вы неответили на мой вопрос. Зачем вы положили яд?

– Я его не убивала, – жестко ответила Лиана, – яего любила. И с вами я не обязана разговаривать. Вы не следователь и неофициальное лицо. Уходите. Я не буду с вами говорить.

– Хорошо. Тогда будете говорить с прокурором.

– Я ни в чем не виновата, – выкрикнула Лиана, – ия им все рассказала. И про его дочь, которая его ненавидела. И про ее мать.Пусть они все знают.

– Не сомневаюсь. Вы у нас правдолюб, – кивнулДронго, – такой честный и порядочный. Вас нужно в кино снимать, в качествеглавной героини.

– Не смейтесь, – воскликнула Лиана, – я больше нехочу с вами разговаривать. Убирайтесь.

– Не кричите, – попросил он, – до свидания.

Он повернулся и вышел. Она со стуком захлопнула дверь. Онподумал, что ему еще нужно будет найти охранника, который знает немногонемецкий язык. Но это уже технические детали. Возможно, завтра он действительнорасскажет Мужицкому о том, что здесь произошло. Завтра расскажет. Он спускалсявниз, размышляя над услышанным.

К четырем часам дня в апартаментах, которые занимал ДавидГеоргиевич Чхеидзе, должны были собраться все участники разыгравшейся здесьтрагедии. Дронго позвонил Мужицкому и попросил его приехать в отель.Заместитель прокурора пробормотал что-то о презумпции невиновности, затем особранных доказательствах и, наконец, объявил, что приедет. В половинечетвертого заместитель прокурора появился в отеле. Через пять минут тудаприехал Дронго. Он объяснил, что сегодня закончит расследование происшедшего.Мужицкий возразил, что все только начинается. Результаты вскрытия тела будут кпяти часам вечера.

– Мне они уже не нужны, – пояснил Дронго и заместительпрокурора только пожал плечами.

Они поднялись в апартаменты, где их ждали Лиана и Гюнтер. Совчерашнего дня здесь произошли разительные перемены. Все вещи были аккуратносложены, костюмы покойного снова убраны в шкафы и в чемоданы. Дронго улыбнулся,но не стал ничего комментировать. В четыре часа приехали Ирина и ее дочь. Обевошли в апартаменты, держась за руки. И обе прошли к столу, далеко обходяковер, словно опасаясь на него наступить. На Лиану они даже не смотрели. СДронго не стали здороваться, только Ирина кивнула ему головой. Было заметно,как они волнуются. Молчание в ожидании Самойлова было почти невыносимым.Наконец в десять минут пятого появился Самойлов, который извинился заопоздание. Все с любопытством смотрели на Дронго, ожидая его объяснений.Мужицкий попросил подняться переводчика, молодого человека лет двадцать пяти,который должен был переводить все разговоры для Вебера. Переводчик сел рядом сГюнтером, и тот невольно выпрямился, чувствуя себя очень значительнымчеловеком. Сидевшая рядом Лиана явно нервничала, она все время теребила пальцыи покусывала губы.

– Давайте начнем, – предложил Мужицкий, – мы васслушаем, господин Дронго.

– Спасибо. Благодарю вас всех за то, что приехалисюда, – поднялся со своего места Дронго, – а теперь я постараюсьрассказать вам, что здесь произошло за эти дни. И не только за эти дни.

– Дело в том, что для начала мы должны вернуться на двадцатьпять лет назад, когда парень Давид Чхеидзе приехал в Москву поступать впрестижный МВТУ. В него он тогда поступил в Тбилиси и сюда попал уже безэкзаменов, на место, которое выделяли для республики. Но затем он поехал не вТбилиси, а по направлению в Новосибирск, посчитав, что там будет гораздоинтереснее и переспективнее. Студентам, получившим места от республик,разрешали выбирать место работы, если они хорошо учились. Именно тогда онпознакомился с молодой дочерью известного ученого Ириной Дмитриевой. Ониполюбили друг друга, – Дронго заметил, как нахмурилась Ирина и решилпоправиться, – они нравились друг другу. И стали встречаться. Вскоре Ириназабеременела от Давида. Но ему ничего не сказала. К тому же он случайнодопустил глупость, переспав с какой-то доступной девицей. И об этом сразусообщили Ирине. Она не могла его простить. Он уехал в Новосибирск. Она вышлазамуж за Викентия Миланича. Затем развелась с ним, уже родив к этому времениочаровательную девочку, которая находится рядом с нами, – он показал наТамару.

– Вы еще скажите, что я прекрасный ребенок, – заметилаТамара, но мать ее одернула.

– Трудный ребенок, так будет точнее, – заметилДронго, – но я продолжаю. Случившееся наложило отпечаток на судьбуЧхеидзе. Он вернулся в Москву уже в восемьдесят четвертом. Ему подсознательноказалось, что его отвергли именно из-за того, что он не имел никакихпереспектив, был беден, потерял к тому времени отца.

– Какая глупость, – не выдержав, громко сказала Ирина.