— Это именно один из немногих романов, который я прочитал. Помню, там был тип по имени Микобер, ужасно забавный.

— Совершенно верно. Еще там две героини, которые друг за дружкой вышли замуж за героя, соответственно Дора и Агнес.

— Ох уж эта Дора! Кажется, именно в этой части книги я увяз.

— Не могу вас в этом винить. У мисс Карлесс было такое же, и даже более отрицательное отношение к этому персонажу. Дело вот в чем: в романе Дора очаровательная, но совершенно неудовлетворительная жена, которая благополучно умирает, в результате чего герой может жениться на не менее очаровательной, но совершенно положительной Агнес. Как следует из истории, собственная женитьба Диккенса оказалась неудачной, и он вбил себе в голову, что ему следовало жениться не на своей жене, а на ее младшей сестре. Конечно, неизвестно, получился бы этот брак благополучнее или нет. Но таково было его состояние ума и, поскольку «Дэвид Копперфилд» по большей части книга автобиографичная, можно себе представить, что многие читатели идентифицируют Дору с миссис Диккенс, и Агнес с ее сестрой — подвернувшаяся в удобный момент смерть Доры и последовавшая за тем женитьба на Агнес были тем, что психоаналитики называют «исполнением желаний».

— Очень интересно, сэр, но я не понимаю…

— Скоро поймете. Когда я упомянул мисс Карлесс про Дэвида Копперфилда, она сослалась не на Микобера, как совершенно естественно, это сделали вы, а на Дору и Агнес и на общепринятую идентификацию их с Диккенсом и с его невесткой. И сказала она об этом вот какими словами, я их в точности запомнил: «Какой он из этого шум устроил! В наши дни он просто развелся бы и женился на другой!» Еще тогда мне показалось, что у нее должен быть свой личный интерес к этой в общем-то старой истории, и я долго ломал над этим голову. Позднее мне пришло в голову простое объяснение, которое теперь оказывается верным. Мисс Карлесс соотносила себя с Дорой — если желаете, с миссис Диккенс — и Диксон сделал именно то, что, по ее мнению, мог сделать Диккенс.

— То есть выходит, миссис Диксон — это Агнес?

— Именно.

— Но ведь эти две леди не были сестрами? Отец мисс Карлесс был польский граф, а девичье имя миссис Диксон — Минч, во всяком случае, так говорит миссис Бассет.

— Что говорит миссис Бассет, говорит и «Дебретт», и оба правы. Но о чем не говорит ни та, ни другой, но что тем не менее правда, — это то, что миссис Минч и графиня Карлессофф (может, нужно говорить Карлессова?) была одна и та же женщина. Бывшая миссис Диксон и настоящая миссис Диксон были единоутробными сестрами.

— Вы все еще не сказали мне, сэр, — напомнил Тримбл Петигрю, — почему Диксону нужно было убивать мисс Карлесс.

— Я думал, все и так ясно. Для того чтобы жениться на ее сестре.

— Жениться на ней? Но он и сделал это, причем много лет назад!

— Да, конечно, он вступил с ней в брак, у старшего констебля имеется свидетельство. Но оно не имеет законной силы. По закону вы не имеете права жениться на сестре жены, с которой разведены, — и в этом случае единоутробная сестра приравнивается к родной. Это результат парламентского акта, принятого во время правления Генриха XVIII, джентльмена, который прошел через множество разводов. С другой стороны, современное законодательство позволяет жениться на сестре умершей жены, что и требовалось Диксону.

Видя недоверчивое выражение в глазах инспектора, Петигрю продолжал:

— Только для того, чтобы доказать, что это не было лишь моей догадкой, вы можете найти на этом столе обращение Диксона к церковному ведомству, известному как Суррогейт, с просьбой выдать ему лицензию на брак с девицей Николой Минч. Оно датировано буквально через неделю после смерти Люси Карлесс. Эта лицензия даст ему возможность оформить брак без объявления в газетах и не сообщая в регистрационную контору.

Все же ему не удалось полностью убедить инспектора.

— Но меня поражает в этой истории вот что, — сказал тот. — Этот человек благополучно живет и, насколько можно сказать, удачно женат — фактически, ведь он женат, что бы ни говорил закон. Какого черта ему понадобилось идти на такой страшный риск и совершать убийство только ради того, чтобы его брак полностью соответствовал букве закона, когда он мог и дальше так жить, и никто ничего не знал бы.

— Потому что, — принялся объяснять Петигрю, — он оказался в положении, когда ему необходимо было полностью соответствовать закону, иначе рано или поздно об этом узнало бы множество людей. Буквально перед самым концертом произошли два непредвиденных события. Во-первых, погиб единственный сын лорда Саймонбета. И любой, кто слышал миссис Бассет, знает, что это сделало Диксона ближайшим наследником пэрства, хотя этот шанс мог быть у него отнят, если бы вскоре у вдовы родился сын. Дитя появилось в должный срок и оказалось девочкой. Теперь уже, нравилось ему это или нет, только чудо могло помешать Диксону стать седьмым виконтом, и опять, согласно всеведущей миссис Бассет, еще живущий пэр очень слаб здоровьем, так что это может произойти в любое время.

Петигрю немного помолчал, затем продолжил извиняющимся тоном:

— Здесь я должен говорить немного предположительно, но, судя по тому, что теперь нам стало известно, думаю, мои предположения довольно основательны. Живи он в браке или в грехе, Диксон, несомненно, стал бы лордом Саймонбетом, и никто не стал бы спрашивать миссис Диксон, имеет ли она право называться миледи. Но допустим, он захотел увеличить свою семью? Допустим — и очень скоро время покажет, что я прав, — что она уже в том положении, которое газеты называют деликатным? Я не претендую на звание эксперта в этой области, но думаю, что, если человек хочет получить звание пэра, он должен доказать свое право на это. Ситуация оказалась бы весьма неприятной для сына Диксона, когда выяснилось бы, что в конце концов он всего лишь ублюдок, как это грубо называется в законе, то есть незаконнорожденный. Обычный мистер Диксон мог себе позволить предоставить жизни идти так, как она шла до сих пор. Но лорд Саймонбет просто не мог — и даже если бы был к этому готов, леди, которая уже проходила в качестве его жены, никогда бы этого не допустила.

— Когда я был еще мальчишкой, — заметил старший констебль, — мне дали прочитать чертовски скучную книгу. Содержание ее я почти забыл, но название крепко засело у меня в голове. «Мадам Как и леди Почему». Кажется, оно очень подходит к нашему случаю.

— Думаю, с леди Почему мы уже расправились, — сказал Петигрю, — и я должен извиниться, что позволил ее светлости занять у вас столько времени. А теперь, инспектор, мы ждем, чтобы вы познакомили нас с мадам Как.

Инспектор Тримбл глубоко вздохнул. С самого начала расследования он ждал того момента, когда перед восхищенной аудиторией (которая обязательно включала бы старшего констебля) он продемонстрирует, выражаясь логически и с кристальной ясностью, разрешение проблемы. С тех пор его уверенность в наступлении этого дня несколько поколебалась, пока, всего час назад, почти совсем не исчезла. И сейчас, когда он меньше всего ожидал, его час пробил. В конце концов он достиг успеха! За исключением одной маленькой детали которую, как заметил Петигрю, он и сам обнаружил бы в должное время, — он раскрыл загадку, и вот перед ним слушатели, которые затаив дыхание ждут его объяснений. Он мог немного подождать, чтобы собраться с мыслями — чтобы привыкнуть к маленькой детали, которая, он признавал, была не так уж важна. Но он сделал все, что мог. Сначала запинаясь, а затем все с большей уверенностью он начал свой рассказ: