руке шпионки словно по волшебству появился зловещего вида нож. – Уж мне-то они поверят.

Заманчивая мысль, если бы не Авива. Впрочем, это все равно бесполезно, ведь если гестаповцы решат, что взяли в этой квартире шпиона, то перевернут ее вверх дном.

И Авиве никак не скрыться. И летчику. Гораздо лучше действовать по привычной схеме. Пригласить врага в дом.

– Нет. Быстро за мной.

Эстель тихонько провела их в спальню, быстро открыв шкаф, отодвинула в сторонку с полдюжины платьев и открыла потайную дверь.

Малышка сидела за столом с разложенными на нем карандашами и бумагой. Эстель приложила палец к губам и ободряюще улыбнулась Авиве.

– Привет, малыш, – прошептала она. – Мне нужна твоя помощь.

Авива удивленно уставилась на нее.

– Мне нужно спрятать двоих друзей. Выручай, пожалуйста.

Авива кивнула, широко раскрыв глаза.

– И сиди тише воды ниже травы.

Дурацкая просьба – Авива и так почти за целый год не вымолвила ни единого слова.

– Научишь их как надо?

Авива снова кивнула.

От стука кулаком в ее дверь Эстель вздрогнула.

Повернувшись, она сняла ярко украшенную шляпку и бросила ее в тайную комнату.

– Заходите, – приказала она агенту и летчику.

Когда оба без лишних слов забрались внутрь, Эстель заперла потайную дверь, развесила вешалки с одеждой и закрыла шкаф.

К резкому мужскому голосу в коридоре присоединился визгливый женский и детский рев. Эстель выскочила в гостиную и, обогнув полированный стол, бросилась в прихожую, откуда снова раздался грохот кулака.

Она сделала глубокий вдох, пригладила волосы и, изобразив на лице недоумение, открыла дверь.

На пороге, одной рукой теребя кобуру на поясе, а другую занеся перед собой, стоял шарфюрер Шварц. Рядом с ним с маленькой дочкой на руках топталась немка фрау Хофман, жена французского промышленника, перед которым благодаря войне открылись невиданные коммерческие перспективы. После выдворения Рашель не прошло и недели, как они с мужем заселились в опустевшую квартиру, но с тех пор Эстель не перекинулась и десятком слов с желчной соседкой, ненавидящей все французское, включая ее.

Дверь в бывшую квартиру Уайлеров была открыта, и Эстель заглянула вовнутрь. Их некогда заветный книжный шкаф теперь вместо фолиантов был заставлен какими-то безделушками. На месте изящного резного кресла-качалки, которое Ален сделал своими руками в подарок Ханне после рождения Авивы, стоял еще один приземистый шкаф, тоже набитый побрякушками.

Ковер, закапанный кровью Сержа, что лежал у порога, тоже исчез.

– Добрый день, фрау Хофман, – хлопая ресницами, поздоровалась Эстель. – Что-то случилось? Беда? Неужели налет? Я постоянно прислушиваюсь, не летят ли самолеты, но все равно боюсь…

– Это она, – желчно прошипела женщина по-немецки, шлепнув по ручонке дочери, тянущейся к нитке жемчуга на шее. – Арестуйте ее. Она, точно.

– В чем дело? – испуганно переспросила Эстель, изображая замешательство. – Кто вы?

– Шарфюрер Шварц, – представился немец, пригвоздив Эстель к месту ледяным взглядом. – Что-то вы долго не открывали, мадемуазель.

– Вы меня напугали. Так что случилось?

Шарфюрер ворвался в квартиру мимо Эстель.

– В этот дом вошли мужчина и женщина. Предатели.

Он двинулся дальше.

– Подозреваем, что они где-то спрятались. Проверяем все квартиры.

– Думаете, они еще здесь? – Эстель обхватила себя руками. – Они очень опасны?

– Враг всегда опасен. – Он помедлил. – Мадемуазель, вы живете одна?

– Да.

– Вы знаете, когда ее нет дома, из этой квартиры доносятся какие-то странные звуки, – чуть не крича, сообщила стоящая на пороге фрау Хофман. – Кто-то у нее живет.

При мысли, что эта женщина подслушивает у нее под дверью за Авивой, по спине побежали мурашки.

– Поверьте, я живу совершенно одна. Возможно, вам что-то послышалось с улицы или из квартиры снизу.

– А порой возвращается за полночь. – Отделаться от фрау Хофман было не так-то легко. – После комендантского часа. Еще и кого-то приводит. Я не сплю из-за ребенка и слышу голоса.

Шварц подошел к окну и, раздвинув стволом шторы, выглянул вниз.

– Это правда? – спросил он.

– Что поздно возвращаюсь? Конечно, правда. У меня пропуск. И домой меня часто провожают.

– Что?

– Я пою в «Рице», – осторожно подбирая слова, объяснила Эстель. – По особым случаям выступаю в кабаре. Могу показать документы.

Шарфюрера это убедило.

– Я вас помню.

– Правда? – притворно захлопала ресницами Эстель.

– Слыхал, как вы поете. И кокетничаете в «Рице» с офицерами люфтваффе.

– Просто немного развлекаю тех, кто скучает по дому и по семьям.

– Ну конечно, – фыркнул Шварц.

– Если не верите, что у меня пропуск, спросите полковника Майера. Он мне всегда помогает.

– Полковник Майер?

– Да, – прощебетала она. – Мы с ним ужинали как раз на прошлой неделе.

Он явно задумался, в каких именно отношениях она находится с полковником, и на его лице промелькнула тень сомнения.

Во всяком случае, боши до фанатизма соблюдали субординацию и тщательно избегали риска навлечь на себя недовольство высших чинов.

Трудно сказать, что для себя решил шарфюрер, но его самодовольный гонор вернулся. Он оставил в покое шторы, обошел два дивана и поднял оставленную Эстель на столе газету «Карфур», а потом небрежно швырнул назад, и она соскользнула на пол.

– Мне нужно проверить остальные комнаты.

– Зачем? – испуганно вытаращилась Эстель. – Думаете, они могли проникнуть ко мне в квартиру?

– Между прочим, – Шварц подошел к столику и взял фотографию Эстель в подаренном родителями «Мерседесе», – раньше я служил в полиции. Отец мечтал, чтобы я стал врачом, но меня всегда интересовало, как работает человеческий разум, а не тело. Разум преступника. Способный на такую изощренную и убедительную ложь, что при удачном раскладе может буквально сойти с рук даже убийство.

Эстель заломила руки, как бы совершенно не замечая неприкрытой угрозы в его словах.

– Не понимаю.

На лице шарфюрера мелькнула тень раздражения.

– Сегодня около Сакре-Кёр мы задержали одну особу с каким-то дурачком, якобы ее знакомым. Она нам врала. Мой начальник ей поверил, а я нет, вот и проследил за ними до этого самого дома. Они вошли внутрь, и теперь мои люди проверяют все квартиры. Включая вашу.

– Что ж, тогда примите мою благодарность, – пролепетала она.

Шварц нахмурился и, что-то буркнув себе под нос, отложил фотографию и направился в кухню. Никого там не обнаружив, развернулся кругом и прошагал через коридор в спальню. Эстель последовала за ним и остановилась в дверях, прислонясь к косяку и сцепив руки перед собой. Как и в гостиной, немец подошел к окну и выглянул на улицу, явно не заметив ничего подозрительного, потом обратил внимание на гардеробную и, не выпуская из рук оружия, протиснулся внутрь. Ощупав одежду, развернулся и заглянул под кровать, поводя стволом из стороны в сторону.

Наконец, поднявшись, он с разочарованным видом огляделся и заметил громоздкий шкаф.

Увидев,