Тосканский посол во Франции в своей депеше от 17 апреля сообщил: «Вскрытие было проведено, и врачи не обнаружили ни малейшего признака, который бы свидетельствовал о влиянии яда».

После похорон Габриэль ее бюст поставили в маленькой комнате в личных покоях короля в Лувре и ежедневно одевали в новое платье. Генрих писал: «Моя способность любить мертва, и более мне не испытать этого чувства». Он в течение многих лет посещал бюст Габриэль, даже после того, как уступил желанию папы, женился на Марии Медичи и (возможно, в знак протеста) взял первую из множества молодых любовниц.

Несмотря на искреннюю печаль короля от смерти Габриэль, его «способность любить» никуда не исчезла до самого последнего дня. По факту у него было пятьдесят шесть любовниц – известных историкам, – однако верность он сохранял лишь в ту пору, когда был с Габриэль.

Современный диагноз

Останки Габриэль были уничтожены в эпоху Великой Французской революции, однако сегодня врачи вполне уверены, что причиной ее смерти послужила эклампсия – расстройство, возникающее на втором-третьем триместре беременности, вызванное высоким давлением и отказом органов. Описанные симптомы Габриэль точно совпадают с теми, которыми сопровождается эклампсия: тошнота, рвота, головокружение, боли в животе, судороги, слепота, кома, отказ органов и неминуемый летальный исход.

Когда 13 октября 1601 года величайший в мире астроном, экстравагантный Тихо Браге садился за стол в доме своего соседа в Праге, он, должно быть, предвкушал веселый вечер с вином, едой, очаровательными женщинами и остроумными разговорами, которые более всего развлекали веселого датчанина. Общение с влиятельными мира сего, богатыми и могущественными, было частью его работы – он служил придворным математиком при императоре Священной Римской империи Рудольфе II. Как и все в своей жизни, Браге делал это с величайшим наслаждением.

Непревзойденный интеллект Браге делал его желанным гостем на любом торжестве. В течение сорока лет он проводил предрассветные часы, наблюдая за планетами с помощью хитроумных приборов собственного изобретения. Сегодня мы нередко, говоря о гениях, упоминаем Эйнштейна, – в те времена люди назвали бы имя Браге.

Кроме того, он был душой компании: эксцентричный экстраверт, славившийся легким характером: «Он не держал ни обиды, ни гнева, но всегда был открыт к прощению». Рыжеволосый и голубоглазый, с аккуратной остроконечной бородкой и длинными усами, астроном носил металлический (по слухам – золотой или серебряный) протез вместо верхней части носа: поговаривали, что дуэль, во время которой он потерял ее, имела причиной разногласия в отношении одной математической формулы. Когда клей, удерживавший протез, терял свои свойства, Браге совершенно невозмутимо снимал накладной нос, доставал из кармана пузырек и приклеивал протез заново.

Браге славился своими причудами. У него был шут-карлик по имени Джепп, который якобы обладал экстрасенсорными способностями и во время приема пищи сидел под столом. Многие годы Браге держал в замке домашнего лося, которого приучил к пиву. Доподлинно известно, что однажды лось выпил чересчур много, упал с лестницы и умер, но остается лишь гадать, было ли это падение предсказано Джеппом.

Банкеты в домах знати предполагали вкусные блюда, прекрасное вино, красивую музыку, блестящую сервировку и увлекательные беседы. Однако была и обратная сторона. В течение нескольких часов застолья гостям надлежало есть и пить, но при этом не выходить из-за стола, поскольку по правилам этикета желание воспользоваться ночным горшком выглядело крайне неуместным оправданием. Помощник Браге, сварливый двадцатидевятилетний Иоганн Кеплер, так ненавидел банкеты, от которых лопался мочевой пузырь, что потребовал прописать в своем трудовом договоре свое право на непосещение подобных мероприятий.

И вот отблески свечей ложились на золотые чаши и серебряные тарелки, кругом раздавался смех, а Браге тем временем испытывал нарастающее чувство дискомфорта в животе. Он, должно быть, полагал, что уладит все, когда вернется домой, а жил Браге через дорогу. В конце концов, крепкий датчанин пятидесяти четырех лет от роду ни разу в жизни не страдал ни от какой серьезной болезни.

К тому времени, когда он добрался до дома, необходимость опустошить мочевой пузырь из острой превратилась в невыносимо мучительную. Кряхтя от облегчения, он стянул штаны и… ничего. Именно здесь и зародилась тайна, прожившая четыре сотни лет, тесно переплетенная со слухами об отравлении, теориями о естественном заболевании и противоборствующими результатами научных анализов скелета человека, у которого были рыжие моржовые усы и поврежденная переносица.

В четырнадцать лет Браге увидел солнечное затмение, и это изменило его жизнь: он твердо решил стать астрономом. Родные – гордые дворяне, полагавшие, что он изберет занятие, сулящее титулы и почести при дворе, – смотрели на Браге свысока. Однако годы спустя в письме другу Браге сказал так: «Пусть иные похваляются высоким происхождением предков и ищут чести в их деяниях… я же стремлюсь к вещам куда более возвышенным… ибо очень немногим Бог дает узреть то, что находится высоко в небесах».

В то время для предсказания затмений, схождений и других небесных явлений астрономы использовали таблицы Птолемея (составленные во II веке н. э. египтянином[70] Клавдием Птолемеем) и таблицы Коперника (созданные уже в начале XVI века астрономом Николаем Коперником). В 1563 году, будучи нежным семнадцатилетним юношей и наблюдая схождение Юпитера и Сатурна, Тихо осознал, что обе таблицы неверны.

Открытие не новое: еще в начале XV века морской капитан, служивший португальскому инфанту Генриху Мореплавателю, сообщал о трудностях, возникавших при сопоставлении на карте его курса с таблицами. «При всем уважении к славному Птолемею, в реальности мы обнаруживаем нечто, совершенно противоположное его выкладкам». Больше всего беспокойства вызывал тот факт, что астрономические просчеты ставили под сомнение точность гороскопов, а гороскопами короли и императоры пользовались для принятия важных политических и военных решений.

Браге, несмотря на свою молодость, прекрасно сознавал: любой истинный прогресс в астрономии (и ее сестре – астрологии) должен базироваться на точных наблюдениях, которые велись в течение многих лет, ночь за ночью. Он приобрел радиус – прибор, похожий на большой компас, который мог измерять углы между звездами и планетами, – и проводил ночи, наблюдая и фиксируя все. Со временем Браге изобрел собственные приборы, которые гораздо точнее замеряли расстояние между небесными телами. Записи Браге о десятилетиях наблюдений невооруженным глазом (Галилей изобрел телескоп лишь в 1610 году) стали самой большой коллекцией астрономических наблюдений за все время существования человечества.