— Ну что? — спросил он, наливая себе новую рюмку.

Рука, держащая бутылку, слегка подрагивала.

— Будем договариваться?

Пименов кивнул. Кущ явно держал его «за старшего», и разубеждать его в этом Леха явно не собирался.

— Я думаю, — произнес Кущенко спокойно, — что предложенные мною 60 на 40 и есть справедливая цена.

Изотова засмеялась.

— Ты, видать, действительно от жары головой тронулся, Володенька! Приплыло оно, извольте любить и жаловать! Максимально одну четвертую часть! И то надо подумать! А не устраивает — бери своих сосок и дуй в Новороссийск, там торгуйся! Ты, наверное, так ничего и не понял? Это наши деньги! И ты к ним никакого отношения не имеешь!

— Люблю женщин, — сказал Кущ, обращаясь к Пименову и Ельцову. — Очень люблю. Но исключительно в горизонтальном состоянии!

Он повернулся к Изотовой всем корпусом.

— Солнышко мое! Что ж ты так папочку злишь? Не я, ёксель-моксель, не имею к этим лавэ никакого отношения, а скорее вы все…

В руках у него появился мобильный телефон.

— Вот, например, я сейчас сделаю один звонок… И все. Нету вас. Кто должен за вами приехать? Пацаны? Менты? Мои погранцы? И ведь кто б ни приехал — вы кругом неправы! Братва — так та мне по жизни должна, как скажу, так и делать будут! Не по понятиям, а по приказу, больно я человек нужный! Я, Пима, знаю, с кем ты в порту дружбу водишь, но, поверь на слово, замочат тебя по моей просьбе со слезами на глазах и приговаривая: «Что ж ты так, дорогой мой человек!». Веришь?

— Верю, — ответил Губатый.

— Ментам — так ты совсем сладкий, с какой стороны не посмотри. Им тоже причина не нужна, ведь что забрать — у тебя есть.

— Не спорю.

— Ну, а за то, что ты в пограничной зоне вытворяешь, так мои орлы тебя разорвать должны! Турецкий ты шпион или грузинский, мы будем разбираться долго, это я тебе обещаю. Одно могу по старой дружбе организовать — хорошую камеру в изоляторе ФСБ!

Кущенко торжествующе улыбнулся, показывая кривоватые зубы.

— Ну, так что? Обсуждать долю будем? Проценты там разные, участие сторон в работах? Или сразу на все согласимся? Место я теперь знаю, в случае чего — сам все достану… Благо, водолазная команда есть. Звонить?

Он картинно поднял телефон. Трубка была неплохая, новая «нокия» в металлическом корпусе, аппетитно щелкающая при открывании, стоимостью под тысячу долларов, без такой сейчас не обходился ни один мент, бандит или «правильный» коммерсант. Этакое обозначение статуса и принадлежности к касте имущих, современный знак масонов, сделанный в Финляндии.

— Звони, — согласился Губатый. — Правда, связи здесь нет, а так ничего, звони, пожалуйста.

Кущ, слегка растерявшись оттого, что эффектный «наезд» не удался, взглянул на панель «нокии», где виднелась надпись «нет зоны покрытия», но тут же оправился от конфуза.

— А это ничего не меняет! — заявил он, не потеряв ни грамма своей всегдашней самоуверенности. — Мои предложения в силе.

— Ультиматум, — поправил его Пименов. — Предложение, сделанное в такой форме, называется ультиматумом.

— Двадцать пять процентов, — неожиданно вмешался в разговор Ельцов.

Он перегнулся через стол, взял пачку сигарет, лежащих под рукой у Владимира Анатольевича, его же зажигалку, посмотрел Кущу в лицо неожиданно недобро и, усевшись на место, неторопливо прикурил.

— Что, что? Я не расслышал… — переспросил Кущенко с брезгливостью сильного. — Он что, Пима, что-то сказал?

— Он сделал тебе предложение, — подтвердил Губатый. — На мой взгляд, неплохое. Несправедливое по отношению к нам, но для тебя очень выгодное.

— И я бы на твоем месте его приняла, — добавила Изотова.

— Не смеши, — осклабился Кущ. — Я не торговаться приехал.

— Ну, конечно, — произнес Пименов с расстановкой. — Ты не торговаться приехал. Ты по привычке приехал о-то-б-ра-ть! Ты же по-другому не приучен. Пришел, увидел, отобрал!

— Я? — возмутился Владимир Анатольевич. — Отобрать? Знаешь, Пименов, это даже не смешно!

— А ты уверен, — выговорил Ельцов, скалясь в ответ, — что то, что сказал ты — не смешно? Кущенко, ты приехал сюда один и решил сразу показать, кто хозяин положения. Круто. Но рискованно. Ключевое слово — один. Ты приехал сюда один.

— Понял, ёксель-моксель, — Кущ широко заулыбался, хотя Пименов мог поклясться: в словах Олега звучала нешуточная угроза. — Не дурак! Только я не один приехал. Вот Инга! А вот Марго!

Тут он опять перепутал имена, но девицы, не на шутку перепуганные происходящим разговором, на это никак не отреагировали. Им было явно не до того. В прохладном, лишенном запахов и вкуса воздухе начал ощущаться привкус опасности.

— Ты же не станешь убивать посторонних, Леха? — он опять обратился с вопросом к Губатому, хотя тот не вымолвил ни слова, а угроза исходила от Ельцова, стремительно, на глазах теряющего «плюшевость». — Девочки тебе ничего не сделали? Да? Ты вообще не будешь убивать…

Он захихикал.

— Я знаю… Знаю… Вы люди с принципами. И потом, Пима, меня не так легко убить, как кажется. Да еще и чревато. Представляешь себе последствия?

— Пока нет, — ответил Губатый, вставая. — Но можем провести эксперимент. Попробуем, а вдруг нам все сойдет с рук? Море, знаешь ли, место такое… Всякое случается? А девочкам ничего не грозит. Они умные. Молчаливые — положение обязывает. А вот с тобой — посложнее. Как ты там сказал? Кого ты вызовешь? Кто там меня на мелкие дольки нарежет?

Пименов был невысок ростом, но когда он встал, Кущ поневоле сжался, словно еж свернулся в шар, чувствуя на себе горячее дыхание лисы.

— Браво, Пима! — сказала Изотова, с наслаждением затягиваясь. — Я буду участвовать.

— Так что, Володя? — спросил Губатый проникновенно. — Какое предложение принимаем? Наше? Или продолжаем обсуждать твое?

Пименову весь этот балаган казался вовсе ненужным.

Они с Кущенко торговались ни о чем. О пустом сейфе, в котором и лежали-то всего несколько монет, но до тех пор пока существовала вероятность, что на свет будет извлечен второй сейф, таящий в себе жемчужины китайского мертвеца, подпускать к нему этого жадного мерзавца было нельзя. Пусть, дрожа от вожделения подсчитывает барыши, пусть думает о том, как захапать все. До того как сейф капитана будет на борту, Кущ не станет ничего предпринимать. Это он блефует, размахивая неработающей трубкой. Как блефует и Ельцов, и Ленка, да и сам Губатый…

Пименов подумал о том, что не стал бы убивать Куща ни при каких обстоятельствах, и внезапно задумался. Где-то в груди шевельнулся холодок, словно спрятался там кусочек льда, соскользнул в средостение и там замер, отмораживая ткани и медленно, медленно тая… Ни при каких обстоятельствах… Сильно сказано. Ни при каких? Или все-таки?