жерди послужили метательными снарядами. Всё это богатство крепилось к направляющим, установленным на тележные колёса. В общем, станковый арбалет в количестве двух штук. Вроде бы подобная средневековая артиллерия именуется баллистами, не уверен и уточнять не собираюсь. Испытание на лугу показало — бьёт шагов на триста и не точно. Но поселение Айюрра — крупная мишень. Что-то да попадёт в цель.

Ранним октябрьским утром, почти без росы из-за последствий засухи, мы выдвинулись на приступ. Лес начинался уже в полукилометре от ограды, нарушая первую фортификационную заповедь: окрестности должны просматриваться со стен и башен на много вёрст во все стороны. Поэтому шевеление на стенах началось, когда мы приблизились и развернули обе «пушки».

Я позволил по два пристрелочных выстрела. К оперённым жердинам крепились листы бумаги с условиями ультиматума. Хотя бы один из четырёх непременно попадёт к Айюрру.

Правильное письмо на местном языке мне даётся трудно. Логр помог, он грамоте обучен. Даже если там по четыре ошибки в каждом слове «ещё», смысл понятен: сдавайтесь и выходите с поднятыми клешнями, а то п…дец. Хрымам обещал жизнь. Антам — как получится.

Пока у Айюрра развлекались чтением, солдаты положили на направляющие новые жердины с намотанной на «боевую часть» соломой, её облили смесью сосновой смолы и какой-то вонючей гадости. Подожгли. Почему-то горящие снаряды дали перелёт. Но у нас был нормальный запас. Стоило только чуть подправить прицел.

— Заряжай!

Скрип сгибаемого дерева и тяжкое дыхание воинов, натягивающих тетиву — вдесятером на каждый аппарат.

— Пли!

Начался кошмар.

От стен до реки — не добежать, всё простреливается. Канава вокруг стены пересохла. Колодцы внутри, надо понимать, тоже не полноводны. Крыши, крытые соломой, в лучшем случае — дранкой, высушились сентябрьским солнцем по максимуму. Они словно ждали огня.

Дедушка мой Иван Павлович всегда наставлял: не выбрасывай золу из печи. Посыпай грядки и под деревьями, полезная она растениям.

Оценил бы деда, сколько я заготовил золы. Но вряд ли обрадовался — горели человечьи жилища.

Ворота распахнулись очень быстро, народ повалил наружу в чём был. Кто-то похватал утварь, мамки несли детей, детки крупнее шлёпали сами. Позволь, Моуи, всем выбраться живыми.

Семейство брента вышло с некоторой долей организованности. Айюрра в ночном халате тащили под руки две служанки-хрымки. За ним шли женщины-анты, одна старая как он, другие разного возраста. Полдюжины воинов, восьмерых обещанных я не насчитал. Впереди — прилично экипированный молодой человек лет семнадцати-восемнадцати на вид с мечом наперевес. Видимо, тот самый внук, благополучно переживший захват Номинорра.

Он же решил перехватить инициативу. И взять реванш.

— Гош! Ты — мерзавец и убийца. Вызываю тебя, дерьмо пырха, на честный смертный бой!

Я не стал уклоняться. Вышел навстречу и пристрелил пацана из ТТ. Честно и смертно.

А очко жим-жим. Как только отделился от своих, стал хорошо различимой целью для аккуратной очереди из М4. Крайне неуютно чувствуешь себя, воображая, как твой силуэт вырисовывается в сетке прицела, стрелок берёт поправку на дистанцию и ветер…

Скорей вернулся к баллистам. Больше выстрелов не прозвучало.

— Логр! Дуй вперёд. Возьми двоих в помощь. Прикажи сложить оружие на землю. Хрымы пусть валят на все четыре стороны.

— Куда?! — изумился парень.

— Куда хотят. Айюрра — ко мне.

Почему-то смерть молодого глупца их не вполне вразумила. Шестеро стражников торчали на месте, не спеша расстаться с мечами. А служанки отказались тащить деда ко мне. Боялись, их можно понять.

Мои воины отобрали у них брента и поволокли. Пожилая женщина вцепилась в него, но Логр её отпихнул.

Вблизи мой враг выглядел отталкивающе и одновременно беспомощно. После нашей последней встречи сдал настолько, что, кажется, прошло лет десять или больше.

Интересно, я в той же мере постарел?

— Чего тебе неймётся, маразматик? Знаешь же, что я съедаю каросских наёмников на завтрак. Зачем нанял их, зачем прислал?

— Ты! Ты-ы-ы… Ты забрал Номинорр!

— Вроде же обо всём договорились. Я забрал его в отместку, что ты натравил на меня своих сыновей, пытавшихся отжать Кирах. Мы в расчёте. Или что-то не так?

— Отдай Номинорр, пырхово семя!

Гад едва стоял на ногах. Но глаза горели неукротимым огнём. Будь он способен обжигать, от меня осталась бы головешка.

— Понятно. Но не пойму другое. Ты же на мели. Бедствуешь. Откуда нашлось серебро на ватагу наёмников?

Он засмеялся гнусным смехом.

— Есть добрые люди… Которые тебя ненавидят не меньше моего!

— С этого места подробнее! — я взял его за полы халата и встряхнул. — Говори!

— Дерьмо пырха тебе в пасть!

— Ну, не хочешь по-хорошему… Одного внука ты только что лишился. Сколько их там ещё, за мамкиной юбкой?

Думал, в его глазах светится сто процентов злости. Ан — нет. Сумел утроить или даже учетверить, разразившись градом проклятий.

— Если отбросить ругань, ты ходатайствуешь, чтоб я милосердно их пощадил?

— О каком милосердии ты можешь говорить, выродок?!

— О самом простом. Ты мне говоришь правду, и я оставляю их в живых. Коль узнаю, что солгал, не поленюсь вернуться и поотшибать им головы. Кто дал серебро на поход команды Кривого Лиса в Номинорр?

Неприятно, конечно, идти на шантаж в духе боевиков-террористов какого-нибудь экстремистского движения. Но дети, объект торга, не слышат. А старый козёл всё равно сейчас умрёт.

— Фирух…

— Брешешь!

— Клянусь перед ликом Моуи, перед богом всемогущим, пред которым скоро встану на коленях. Не веришь пресвятому Моуи — спроси моих. Никто, кроме Фируха, в последние месяцы не приезжал.

— Зачем тогда убили его?

— Случайно! Глупая баба перепутала. Хотела тебя зарезать.

Похоже — не врёт. Обдумать эту дичь я отложил на потом. Сейчас важно другое. Трухлявый мухомор стопроцентно общался с американцами, коль осведомлён об обстоятельствах гибели принца.

— Где Джен и Питер?

— Рядом… Держат тебя в прицеле, пырх.

— Что же не стреляют?

— Если попробуешь тронуть меня хоть пальцем — узнаешь.

— Проверим. Логр! Отруби ему руку.

Свистнул меч, хлынула кровь. Брент взвыл и зажал культю второй рукой.

Вот пуля пролетела и — ага…

Вот пуля пролетела, и товарищ мой упал.[13]

Нифига подобного. Ни пуля не просвистела, ни Логр не повалился. Я кивнул, и воин рубанул горизонтально. Старческая трава покатилась по рыжей от суши траве.

Осталось подчистить детали.

Родню Айюрра и шестерых охранников подогнали ко мне. Объявил об амнистии.

Что интересно, ни один