— Я постою, — ледяным голосом бросает принцесса. Возможно, тон следует изменить, но Лея решает этого не делать. «Хотели от меня отделаться — получите». — У вас собрание?

— Прошу меня понять, — отвечает Мон. — Я знаю, тебе сейчас нелегко. Сперва пропал муж, а потом эта неприятная история с той командой…

— Да. Очень неприятная.

— Я… конечно, садись, присоединяйся к нам, поделись своими мыслями.

— Я ей говорил, — хрипло ворчит Акбар.

— Конечно, — кивает Мон. — Я совершила ошибку, не позвав тебя, Лея. Просто подумала, что у тебя и без того хватает забот…

— Лея не просто олицетворение всех тех усилий, что мы предпринимаем в Галактике, — коротко кивает адмирал. — Она и сама по себе весьма ценный ресурс. Умная, здравомыслящая. Ей нужна возможность высказываться.

Акбар — хороший друг, понимает Лея.

И Мон тоже, хотя принцессе приходится напоминать себе об этом.

Но Мотма — реалист и порой выглядит холодной. А Лея — идеалист, и страсть ее может быть весьма обжигающа. Они все равно останутся друзьями, но это вовсе не означает, что Лея не может — и не должна — отвечать на подобное.

Новая Республика переживает непростые времена. Когда Палпатин основал Империю, он действовал подобно паразиту, который разрастается в теле более сильного носителя, чтобы затем вырваться наружу и захватить власть. Империя вышла на свет из этой чудовищной куколки уже полностью сформировавшейся, и ей оставалось лишь заявить права на ресурсы, принадлежавшие Республике: корабли, оружие, солдат, поставки. У Новой Республики такого преимущества нет, и ей приходится драться зубами и когтями за каждый корабль, каждый бластер, каждый кусок еды и каждого готового сражаться солдата.

Мон хочет, чтобы переход состоялся как можно более мирно. Никто не отрицает, это благородная цель. Порой вечерами Канцлер доверительно признавалась Лее, что ее пробирает дрожь при мысли о том, что случилось, когда паразит Палпатин впервые заполз под кожу Республики. Насколько легко он настроил одни системы против других, разжигая ксенофобию, злобу и эгоизм. В мыслях Леи эхом отдается голос Люка: «Все это методы и орудия темной стороны, Лея». Как создать Империю? Присвоить себе Республику. А как присвоить себе Республику? Убедить ее граждан, что они не могут править самостоятельно, что свобода их враг, а страх — союзник.

Палпатин был умелым кукловодом. Он сам наделил себя властью, дергая за нужные ниточки. И Галактика плясала по его капризу.

К счастью, Мон не нужна подобная власть.

И она уже постепенно начинает ее делегировать. Как Канцлер, она провела через Сенат голосование, положившее начало разоружению. Это признак моральной силы, но и звоночек об уязвимости их защиты. Уговорить ее одобрить новые военные контракты вроде строительства «Звездных Ястребов» — все равно что вырвать зубы из пасти разъяренного тантана. Что касается победы над разрозненными остатками Империи, Мон, похоже, считает, что эта зараза пожрет себя сама. Достаточно лишь наносить отдельные необходимые удары, а в остальное время просто сидеть и ждать, пока антитела свободной Галактики сделают свое дело.

Лея полагает, что Мон неверно понимает суть этой хвори. Болезни потребуется не так уж много времени, чтобы распространиться снова. К тому же болезни порой мутируют.

Самое главное, как этот шаг видят системы, которые нуждаются в Новой Республике прямо сейчас? Империя до сих пор держит мертвой хваткой целые планеты.

«Например, Кашиик», — думает Лея.

Кашиик — это одна из планет, где, по мнению Новой Республики, Империя вполне может сгинуть сама по себе. За подобным мнением кроется мрачная, чрезмерно циничная реальность: вуки не представляют для Новой Республики особой ценности — ни с военной, ни с государственной точки зрения. На Кашиике есть свои ресурсы, но они не настолько важны, чтобы Новая Республика была готова жертвовать ради них кораблями. И не стоит забывать, что Империя и без того уже разграбила большую часть этих богатств.

А как же самопожертвование?

Как можно просто стоять в стороне, когда речь идет о спасении тех, кому отчаянно нужна помощь? О том, чтобы спасти друзей?

— Мы спорим о том, — внезапно говорит Лея, — пора ли нам укреплять военную мощь или, напротив, действовать мягче. Но при этом мы забываем, что ведем данный спор, сидя в удобных креслах в сотне парсеков от передовой. Вы знаете, чего хотят от Новой Республики? В самом деле знаете?

Мон уступает ей место.

— Я слушаю.

— От нас хотят, чтобы мы были героями.

Слышатся неловкие смешки, и лишь несколько мгновений спустя все понимают, что Лея говорит вполне серьезно.

— Знаю, — отвечает Мон. — Ты права. И ты настоящий герой. Ты помогла нам всем стать героями, которые были так нужны Новой Республике. Но подобный идеализм и порывы страсти рано или поздно сталкиваются с реальностью. Мы — правительство, и тут множество мелких нюансов.

— В этом и заключается наша главная ошибка, — жестко говорит Лея. — Правительство не машина, Канцлер. С каких пор мы начали воспринимать себя правительством, а не сборищем тех, кто помогает другим? Нас все больше интересуют территории, военное обеспечение… и голосования. Мы перестали различать чужие души, разумы и лица. И чем больше нас во все это затягивает, тем больше мы теряем — и внутри самих себя, и в Галактике.

— Работать в галактическом правительстве не так-то просто.

— В таком случае я не желаю работать в галактическом правительстве! — громче, чем ей хотелось бы, заявляет Лея. Все удивленно смотрят на нее. «Отрешись. Сосредоточься», — думает она, но ей никак это не удается.

— Все дело в Кашиике — тихо говорит Мон. — И в Хане.

— Мы должны помочь вуки. — Голос Леи дрожит от ярости и горя.

— Понимаю. — Мон разговаривает с ней, словно мать с раскапризничавшимся ребенком — медленно, спокойно, снисходительным тоном.

«Моя собственная подруга говорит со мной, будто с несмышленышем», — думает Лея.

— Но в процессе обсуждения мы взвесили наши возможности, смоделировали ситуацию, и сейчас не вполне разумно…

— Разумно? — рявкает Лея. — Да мы, похоже, вообще лишились разума. Вы правы — мне не стоило приходить на ваше собрание.

Акбар зовет ее, но она поворачивается и, не оглядываясь, покидает зал, жалея, что не может хлопнуть дверью, которая с негромким шипением задвигается за ее спиной.

* * *

Над столом Ракса возникает голографическая голова бита-бармена с далекой планеты Ирудиру. И это может означать лишь хорошие новости.

Бит вертит из стороны в сторону массивным черепом, словно желая убедиться, что он один.

— Они здесь, — говорит бармен. — Все вместе.

Лицо Ракса озаряется улыбкой — новость согревает его, подобно огню. Слишком много фрагментов головоломки пришлось собрать воедино, чтобы это случилось, — и насколько же эти фрагменты оказались неподатливы! Создать убедительную видимость некоей тайны и угрозы — весьма искусная работа, не допускающая ошибок; стоит лишь немного перестараться, дав понять, что за всем этим спектаклем незримо стоит его тень, и потенциальная жертва может взбрыкнуть, подобно плохо объезженному животному.