вскочила на резвые лапки, помчалась прочь и спряталась за гардинами, оставив заметно торчать вздрагивающий от возбуждения хвостик.

Кусакиро сделав вид, что ничего не заметил, снова расстелился по полу, чтобы охладить о ламинат хотя бы брюхо.

Люсинда с ленивым удовольствием искоса смотрела на забавы своих любимых. Ее поражало как этот могучий, прошедший сквозь страшные лишения и опасности, великолепный самец, великий воин, которого опасались многие, может быть терпелив, нежен и ласков со своими детьми.

Она любила и боготворила его. Испытывала ли она гордость? Конечно, да. Ревность? Конечно, нет. То, что было у него в прошлом, ее не интересовало. Сейчас он и его любовь принадлежали только ей. И Люсинда была благодарна за это судьбе…

…Тем временем во дворе под кустами смородины Алиса учила Мурысю "жизни". Мурыся жаловалась Алисе, что ее "коты не любят".

— Вот так одна и осталась… — горестно мурчала она. — Ни семьи, ни детей… Одинокая я… Только и живу чужими проблемами и чужим же счастьем. Эх… — вздохнула она подчёркнуто тяжело и опустила голову на лапы, исподтишка посматривая на щурящуюся на яркое солнце подругу.

Алиса была не только хорошим психологом, но и прекрасной актрисой. Она выдержала паузу нужной длины и произнесла:

— А на кой они вообще тебе сдались, эти коты?

Произнеся эту короткую, но ёмкую по смыслу тираду, она начала лениво вылизывать правую переднюю лапу.

— Как это на кой?.. — потерялась Мурыська. — Ну… Чтоб любили, например, как Кусакиро любит свою Люсинду! Или как тебя Вася любит! Плохо разве? Одну тебя любят, одной тебе мышей дарят, одну тебя вылизывают… И всё тебя одну! Что ж плохого-то!?

Алиса лениво перевернулась на бок, почесала задней лапой укушенное вчера комаром ухо, растянулась на траве, широко зевнула и выдала:

— Да кому это все надо-то? Ну подарит он тебе на день рождения или на восьмое марта тощую, облезлую мышь, а сам рядом сядет и будет пялиться на нее жадными глазами и слюну громко так сглатывать, как-будто три года не ел. Так, что ты и есть не сможешь, подавишься, на него глядючи. А любит… Ха! Что такое любит? Ну, промурчит тебе иногда на ушко нежное словечко, а ты за это ухаживай за ним, шёрстку ему чисти и приглаживай! Они, коты-то, не слишком умываться любят и причесываться! Ну вот, ты своей шерсти уже наелась, пока умывалась, а потом еще и его шерстью давиться будешь! Оно тебе надо?! А он тебя разок в нос лизнет благодарно, отвернется и захрапит. Вот и вся любовь! А сейчас ты кто? Свободная кошка! Ходишь, где вздумается, гуляешь сама по себе. Никому ничем не обязана. Ни с кем не связана. Делаешь, что пожелаешь. Никаких забот, дети на хвосте не виснут и "мама, дай сисю" не пищат! Свободной походкой от бедра можешь ходить перед кем угодно, и никто не посмеет тебе сказать, что ты где-то набралась пошлости и ходишь, виляя бедрами, как непристойная женщина! Ты счастливая, Мурыська, и не понимаешь своего счастья!

— Ой, и правда, — тихо сказала Мурыська, — эта сторона брака мне в голову не приходила.

Она глубоко задумалась, склоняясь к тому, что не так уж, наверное, и несчастлива, а может наоборот, счастливее многих, вынужденных вечно вытирать сопли котятам и вылизывать хвост мужа, на который он где-то успел нацеплять репьи.

Алиса удовлетворенно и победоносно глянула на быстро согласившуюся с ней Мурысю и неторопливо принялась вылизывать левую переднюю лапу, представляя, как прохладным вечером, в сгустившемся сумраке, в ее опочивальню придет Василий с листочком кошачьей мяты в зубах, и они прекрасно проведут время…

…Василий, лежа под лопухами ничего не слышал из речей своей возлюбленной. Он дремал, утомленный жарой. На его нос то и дело садилась большая и назойливая муха, он чихал, тер нос лапой и продолжал дальше дремать. Ему снилось теплое море его возможной далекой Родины — Византии. Он слышал во сне крики чаек и ощущал даже капли соленой воды на своей шерсти, разбрызгиваемые прибоем Босфорского пролива…

Вдруг его накрыло холодной волной…

— Тону! — заверещал проснувшийся базилевс, отплевываясь и выфыркивая воду из носа. — Караул, я не умею плавать!

Он выскочил из-под широких листьев лопуха, которые Лариса поливала из шланга вместе с газоном, как подорванный.

— Ой! — воскликнула Лариса. — Васюта, прости пожалуйста! Я не знала, что ты там прячешься!

— Ну конечно, — проворчал мокрый по самые уши Василий, — можно подумать, что траве нравится, когда ее поливают холодной водой! Просто она сказать ничего не может! А я могу! Миаааааяяяяяяуууууу!

Базилевс встряхнулся, возмущенно подергал шкурой и поплелся под жимолость к Лаки. Проходя мимо кустов смородины, он заметил Алису и Мурыську. Те проводили его удивленным взглядом — абсолютно мокрый Василий с вислыми усами и капающей с них водой…

— Ну чего уставились? Купался я! В бассейне! Жарко мне!

Гордо продефилировав мимо женщин, Василий вошел под тень жимолости.

— Привет, Счастливчик! — бодро сказал мокрый Василий. — Я тут пристроюсь рядом с тобой полежать? А то меня там волной захлестнуло…

— Конечно, дядя Вася, ложитесь пожалуйста, я подвинусь! — вежливо произнес удивленный Лаки. — Тут много места, мне не жалко! А почему вы такой мокрый?

— Вспотел я… — пробормотал Василий. — Душ принял! Спинку мне потереть отказались, тепленькая вода так и не пошла. Я и ушел. Ревматизм у меня! Нельзя лапы в холодной воде держать! Не задавай глупых вопросов царю!

— Простите, дядя базилевс, — прошептал Лаки, огорченный такой отповедью. — Я бы мог вам спинку потереть… Позвали бы…

— Да ладно, — дернул мокрой шерстью, Василий, — и так чистый. Сойдёт! Алиса вечерком расчешет.

И Василий плюхнулся на вежливо предоставленное ему место, шумно выдохнул и закрыл глаза…

…Море ему больше не снилось. Снился раскаленный каменистый пляж, по которому ходили пернатые динозавры…

— Какой кошмар, — пробормотал он сквозь сон и открыл один глаз.

Солнце сместилось и нещадно пекло его голову высунувшуюся из тени. Перед носом стояла черная курица и повернув голову боком, смотрела на него одним глазом, лапкой роя землю в поиске червячка.

— Коокооооооо… — начала она свою речь, заметив внимательно глядящий на нее глаз кота.

— Сгинь, нечистая! — зашипел на нее Василий и три раза фыркнул через левое плечо.

— Коокооокооооой грубый коокоооот! Коокоооонкретно оскоокооорбил! — обиделась курочка и отошла поискать червячков подальше от сердитого базилевса.

Василий огляделся. Лаки рядом не было. Пока базилевс изволили почивать, тактичный Лаки нашел себе другую лёжку.

— Вот молодёжь! — хмыкнул Василий. — Службы не знает! Салага! Эх!

И раскачивающимся шагом гуляющего десантника в день ВДВ отправился в дом.

Там он обнаружил утомленного самурая, лежащего