Я смотрел на свой блестящий короткий меч, на мертвое тело у своих ног, стараясь разобраться в своих ощущениях. Только что я своей рукой убил беззащитную женщину, но во мне не было угрызений совести. Во мне царила пустота, как в опорожненной винной бочке. Более того, я хотел и дальше убивать! Я хотел добраться до стеклодува Лувения, до его семьи, до претора Вариния, до декуриона Вибиния… Безжалостная месть за умершую Фотиду, принявшую муки и унижения перед смертью, стала смыслом моей жизни.

Под Капуей Спартак устроил общий смотр своему войску на равнине перед городом. Перед этим вожди восставших отправили в Капую своего посланца с требованием выпустить из города всех рабов-мужчин и всех гладиаторов. В обмен на это Спартак обещал капуанцам выдать их сограждан, угодивших в плен в ночной битве под Казином. Капуанский сенат после трехдневных споров и размышлений решил выполнить требование восставших ради спасения капуанцев, оказавшихся в неволе у мятежников.

Таким образом, граждане Капуи отпустили на свободу восемь тысяч рабов, в числе которых оказалось около тысячи гладиаторов.

Войско восставших теперь насчитывало тридцать тысяч бойцов.

Перед Спартаком и его ближайшими сподвижниками вновь появилась забота о снабжении армии рабов оружием. Трофеев, взятых в римских лагерях и на полях сражений, хватило лишь на то, чтобы вооружить около пятнадцати тысяч человек. Вся остальная масса рабов и бедноты была вооружена заостренными кольями, обожженными на огне для большей прочности, дубинами, ножами, топорами и вилами. Остро не хватало настоящих боевых щитов. Им на замену восставшие мастерили щиты из гибких прутьев, обтянутых выделанной кожей.

На военном совете Спартак заявил, что пришла пора брать штурмом большие города, где имеются умелые кузнецы и оружейники. Спартак полагал, что восставшим нужно самим наладить изготовление оружия и доспехов, а не полагаться только на военные трофеи. Спартак был уверен, что римский сенат в скором времени направит против бунтующих рабов новое войско, которое, вне всякого сомнения, будет гораздо сильнее разбитых легионов Вариния. Поэтому восставшим надо с наибольшей пользой употребить это временное затишье и приготовиться к грядущим сражениям со свежими римскими легионами.

Самыми большими городами в Кампании были Капуя и Нола. В этих городах имелись целые кварталы, заселенные оружейниками. В маленьких городках оружейников, как правило, не было совсем. Там, в лучшем случае, имелся один или несколько кузнецов, способных подковать лошадь, изготовить гвозди, починить серп или лопату. Маленькие городки не имели стен, поэтому многие из них давно были опустошены воинами Спартака и шайками разбойников. Все захваченные в сельской глубинке кузнецы трудились не покладая рук в лагере восставших, выпрямляя погнутые мечи и наконечники пилумов, приводя в порядок помятые в бою шлемы, изготовляя наконечники для стрел и копий… Работы у наших лагерных кузнецов было очень много, и они с ней явно не справлялись в походных условиях.

Спартак давно настаивал на том, что восставшим нужно обустроить где-нибудь в надежном месте постоянный лагерь или крепость. Там можно было бы хранить запасы провианта, изготовлять оружие и оставлять под присмотром лекарей изувеченных в битвах соратников. Там же можно было бы разместить и беглых невольниц, которые следуют в обозе за войском восставших, а ведь среди них немало беременных.

Крикс и гладиаторы-галлы настаивали на том, что лучшей крепостью для восставших может стать Капуя. Это огромный город с мощными стенами, где запросто можно разместить не тридцать, а шестьдесят тысяч воинов. В Капуе восставшие могли бы не просто удобно разместиться, но жить в роскоши! Ведь в этом городе множество прекрасных домов, бань, амбаров, конюшен, постоялых дворов и всевозможных торговых лавок. В Капуе живут самые красивые проститутки и самые богатые торговцы благовониями. Римское войско, подступив к Капуе, не сможет взять ее с налету, ибо стены и башни кампанской столицы в отличном состоянии.

Спартак резонно замечал галлам, что прежде, чем разместиться в Капуе со всеми удобствами, восставшим сначала придется взять эту твердыню приступом. Имеется ли у Крикса план взятия Капуи без долгой осады?

Поскольку Крикс не мог сказать ничего дельного по этому поводу, возобладало мнение Спартака, предложившего отступить в Луканию, где местное население настроено менее дружелюбно к Риму. К тому же Лукания лежит дальше от Рима, нежели Кампания, значит римским легионам не удастся с прежней быстротой добраться до войска восставших, как это было раньше.

Криксу и его галлам очень не хотелось уходить из Кампании, где было вдоволь вина, фруктов и оливкового масла, где они чувствовали себя как дома после всех побед над римскими полководцами. Крикс считал, что восставшим рабам следует копить силы, пребывая в Кампании, чтобы затем по Аппиевой дороге выступить прямиком на Рим.

Тайком от Спартака Крикс вел разговоры об этом с начальниками сотен и когорт, убеждая их в том, что если Капуя восставшим не по зубам, то взять приступом Нолу им явно по силам. Нола лежит в труднодоступной местности неподалеку от Везувия и от горных проходов, ведущих в Луканию. Этот город мог бы стать неплохим убежищем для восставших. Главным же доводом Крикса было то, что именно в Кампании их войску будет обеспечено постоянное пополнение, ибо основная масса рабов сосредоточена здесь и в соседнем Лации.

Встретился Крикс и со мной, зная, что Спартак благоволит ко мне и частенько прислушивается к моим словам. Крикс очень удивился, узнав, что я только и думаю о том, как бы ворваться в Нолу и вырезать все ее население поголовно. Я сказал Криксу, что сам обследую крепостные стены Нолы, постараюсь отыскать в них слабое место. Мой конный отряд постоянно совершал рейды по Кампании, отыскивая неубранные хлебные нивы и разбредшихся по лесам коров, поэтому мне не составило особого труда в один из таких рейдов очутиться поблизости от Нолы.

Нарядившись пастухом, я целый день шнырял по лугам и холмам вокруг Нолы, взбирался на деревья и горные утесы, изучая с высоты все подходы к городу. Ни единого слабого места в укреплениях Нолы я так и не обнаружил. Мне было известно, что в Ноле стоит гарнизон из двух когорт пехоты и двух сотен всадников, что это небольшое войско возглавляет военный трибун Авл Тибуртин.

Об этом рассказали рабы, бежавшие из Нолы в лагерь Спартака.

Я уже утратил было надежду на то, чтобы проникнуть в Нолу вместе с отрядами восставших. Однако случай свел меня с человеком, которого снедала жажда мести, как и меня. Я столкнулся с этим человеком в городке Ацерры, лежавшем в трех милях от Нолы. Это был беглый раб, в полной мере испытавший на себе изуверскую жестокость своего господина. Лицо и тело этого человека было покрыто ужасными глубокими шрамами. Выяснилось, что разгневанный хозяин натравил на него собак, желая таким образом наказать его за какую-то провинность. Звали этого человека Марон. Он был старше меня года на четыре.

Мои воины поили лошадей у колодца в Ацеррах, когда к ним подошел Марон и спросил, кто у них главный. Познакомившись со мной, Марон завел речь о том, что воевать с римлянами ему неохота, но одному римскому гражданину он просто обязан воздать по заслугам.