— Все плохо, — огорошивает она и выпаливает на одном дыхании: — Отец Вовы в реанимации. Что-то с сердцем. Врачи прогнозов пока не дают.

Все обрывается внутри от этих слов. Я чувствую опустошение и боль. Почему Вова ничего не сказал? Почему уехал молча?

— Это… правда? Ну, то есть это все очень неожиданно… Теперь я еще больше переживаю. — Ноги подкашиваются, и я падаю на шезлонг.

— Сомневаюсь, что такими вещами можно шутить.

— Боже… — Прижимаю ладонь к груди, ощущая сильные удары собственного сердца.

— Все будет хорошо, Насть. — Алена поглаживает меня по руке и обнимает.

Становится чуть-чуть спокойнее. Я обнимаю ее в ответ. Утыкаюсь в плечо и даю волю слезам. Впервые за много дней. Столько всего накопилось! И мои чувства к Вове, и его признания, и нежность, с которой он относился ко мне и Денису в эти дни.

— Вот только… — задумчиво продолжает Алена, — уйти из семейного бизнеса — это одно, а остаться единственным наследником — совершенно другое. Хоть бы с отцом Вовы все было хорошо.

Я и сама это понимаю, без чьих-то подсказок.

Остаток вечера провожу в номере. Не выпуская из рук телефон в надежде, что Вова позвонит. Пытаюсь отвлечься сериалом, но безрезультатно. Все мысли сейчас с Третьяковым. Я без конца мониторю новости в сети и жду непонятно чего. Кругом тишина. Лишь из соседней комнаты доносятся разговоры няни и Дениса.

На следующее утро просыпаюсь разбитая, а тревога достигает пика. Телефон по-прежнему молчит, и я решаю сама набрать Володю. Он отвечает почти сразу.

— Привет, Настя, — произносит мрачно.

— Ян сказал Алене, что твой отец в реанимации… Как его самочувствие?

— Самое страшное позади. Он сегодня пришел в себя. Теперь отцу необходимо долгое восстановление, а мне предстоит завершить здесь много дел. Я обещал, что скоро приеду, но пока это невозможно. Не знаю, когда вернусь. Извини…

Меня немного отпускает. Главное, что Александр Вениаминович жив. Как бы там ни было, я не желаю зла этому человеку и не хочу, чтобы он уходил из жизни. Не в тот момент, когда мы воссоединились с Вовой.

— Хорошо, — отвечаю после заминки. — Ничего страшного. Пусть твой отец поправляется. И ты… береги себя. Мы с Денисом подождем.

Слова даются с трудом, потому что все, что я делаю в последнее время — это жду. Только неизвестно чего. Это сильно тревожит, потому что я хочу быть рядом с Володей и боюсь новой разлуки. Особенно когда осознала, как мы можем быть счастливы вместе.

Глава 37

— Сынок! — Мать бросается мне на шею, когда я появляюсь в стенах больницы. — Как хорошо, что ты приехал. Почти каждый день его навещаешь… — всхлипывает она. — Папе очень приятно. Спасибо.

Вид несчастной матери вряд ли оставит ребенка равнодушным. Я не исключение. И здесь только ради нее.

— Как он сегодня? Что говорят врачи?

— Еще очень слаб после операции, о переводе из реанимации речи пока не идет, но я постоянно молюсь, чтобы Саша поправился. Вы одни у меня остались, сынок. Если с ним что-нибудь случится…

— Ну все, мам. — Обнимаю ее в ответ. — Все будет хорошо.

— Врач сказала, что работать, тем более в привычном отцу ритме, больше нельзя. Пожалуйста, не бросай общее дело, сынок. Папа очень переживал, места себе не находил после вашего разговора и твоего заявления, что ты хочешь уйти из семейного бизнеса. Вы два близких человека. Саша всегда хотел как лучше. Для вас с Игорем строил бизнес с нуля, а эта девушка…

— Мама, ты выбрала неподходящий момент, чтобы поговорить о Насте, — прерываю ее на полуслове.

— Отец не заслужил, чтобы на старости лет ты обращался с ним подобным образом.

Меня ошпаривает злостью. Неужели родители не видят, во что превращают свою жизнь?

— Как я с ним обращаюсь?

— Эта девушка… От нее же одни проблемы. Сначала Игорь, теперь отец. Как ты не понимаешь? Полина — прекрасная жена. Любящая, надежная. Вы с ней замечательная пара…

— Если бы не критическое состояние отца, то я бы решил, что вы с ним специально разыгрываете этот спектакль. У тебя ничего не екает, что мальчик, мой сын, ваш внук, рос все это время без отцовской ласки и тепла, что «эта девушка» одна тянула ребенка? И чтобы ты знала, моего сына Денисом зовут, а его мать — Настей. Так вот, он рос без отца, без бабушки и дедушки. Насте помогали только подруги, потому что сама она сирота. По-твоему, так поступают меркантильные твари, которые жаждут денег и достатка? Да она бы пороги вашего дома обивала, СМИ задействовала, нашла бы еще сотни способов, как влезть в нашу драгоценную семью, от которой осталось одно лишь название. Ты у нас с Полиной дома была? Там же как в музее. Красиво, но безжизненно. Вещи лежат на полках, кругом идеальный порядок, ремонт сделан по эскизам дизайнера. Но встречались мы только поздними вечерами. Бесконечные командировки, перелеты, рутина, и ни грамма душевной теплоты и желания провести время вместе. Ты привыкла так жить с отцом, тебе кажется, что это нормально, но может быть и иначе, поверь.

— Вова… — всхлипывает мать.

Но мне словно нажали на какую-то точку, активировав режим «сказать все». Все, что думаю об их жизни с отцом и навязывании единственному сыну чужих семейных устоев. Потому что у меня будет по-другому. Независимо от состояния отца и слез матери.

— Мам, — выдыхаю я, беря себя в руки. — Ну ладно, до отца сложно достучаться, но ты… Когда ты успела стать такой же черствой, как он? Или хочешь, чтобы я остался с Полиной, наплевав, что где-то есть любимая женщина и мой родной сын? А у него, между прочим, как и у меня сильная аллергия на шоколад. Однажды Настя с Денисом попала из-за этого в больницу, и в тот момент никого не было рядом, чтобы поддержать, оплатить лечение и индивидуальный подход. Почему она к вам не побежала? Может, потому что ей в душу плюнули? Не хочу я такой бизнес, где все будет исчисляться лишь деньгами и связями. Потеряет отец место депутата? Пусть. Потеряет деньги? Достаточно того, что уже есть. С какой стати я должен отказываться от личного счастья? Решение развестись с Полиной — это не душевный порыв, а четкий и осознанный выбор. Если бы я с самого начала знал о беременности Насти, что отец скрыл от меня, то никакого брака не было бы, как и этой ситуации.