образцов торпед для высотного торпедометания и каких-то еще образцах вооружения. Его вызвали свидетелем, требовалось подтвердить, что он «видел», что американцы прошли сквозь минные поля всем ордером и без повреждений. Карты, что ТОФу, что по Северу и Белому морю, были выданы в момент, когда решался вопрос о поставках по Ленд-лизу. Причем, удар наносили «выборочный»: все флоты передали карты с минными постановками «союзникам», а судили только четверых, во главе с комфлота. Присутствие на «скамье» Галлера вызывало еще одну головную боль: именно с ним договорились, что второй комитет выделит людей для создания ракет для ПЛ и надводных кораблей. А человека, который первым заговорил о необходимости решить вопрос со скрытностью ПЛ и необходимости принять на вооружение крылатые и, в перспективе, баллистические ракеты, Министерство Вооруженных Сил СССР, только что образованное, и находящееся под командованием абсолютно гражданского человека Николая Булганина, решает предать суду Военной Коллегии Верховного суда СССР. Остановить Петра, если он принял решение и считает, что так и должен поступить, невозможно. В результате, суд офицерской чести признал его виновным в передаче секретной информации «союзникам», вспомнили, что он руководил созданием аэродромов в Исландии, и помогал англо-американцам бороться с субмаринами Деница. И предложили рассмотреть его «дело» на закрытом заседании Военной коллегии Верховного суда СССР. Суд признал его виновным в оскорблении суда и лично его председателя генерал-полковника юстиции Ульриха, и приговорил его к расстрелу. Однако приговор утвержден не был, его разжаловали до полковника, дела Председателя комитета № 2 он передал Министру Вооруженных сил СССР генералу армии Булганину. «Персональную квартиру» на Скаковой признали незаконно занятой, фактически она принадлежала 30-му заводу, а не 500-му, и, несмотря на то, что руководство «30-ки» никаких прав на нее не предъявляло, его оттуда выселил суд, еще во время рассмотрения его дела. Доступ на «режимный завод» ему закрыли в связи с антисоветской деятельностью. Нового назначения он не получил. Получил то, что называется «волчьим билетом». Доступ к ВЧ, естественно, закрыли сразу. Руководство не вызывало, несмотря на освобождение. Выйдя из камеры смертников, он не стал писать писем, требовать сатисфакции и бить себя кулаками в грудь. Достаточно было «собственноручного признания», написанного им в Бутырской тюрьме, благодаря которому его признали антисоветчиком. В нем он признавался, что сбивал немцев, чтобы втереться в доверие, прикрывал полковника Куркина, чтобы помочь британскому империализму свободно проходить в советские города Мурманск и Архангельск со своими конвоями. Внедрял, чуждые любому пролетарию, изобретения, чтобы утяжелить и без того не самое сладкое положение трудящихся. Регулярно наказывал рабочих за брак в работе, лишая их премий и выписывая штрафы. Лично, в обмен на соответствующую информацию по минным полям вокруг Исландии, передал аналогичную информацию адмиралу Фрезеру по острову Медвежий и архипелагу Новая Земля. Его, Петра, возмутило то обстоятельство, что ни один человек, включая Сталина, не прекратил этот балаган. Более того, незадолго до этого, его вызвал Берия и устроил ему «выволочку» в себя в кабинете.

– Нашей задачей является овладение технологиями, позволившими запустить жидкостную ракету, а не самодеятельность! Пачему ви сняли с производства четырех важнейших инженеров-конструкторов завода «Миттельверке? Почему вы обвинили их в ненадежности и ущербности их ракеты? Они отказываются работать с вами! Как многие из тех, кто сталкивается с вами по работе! Почему не согласовали со мной ваши нововведения? – и минут пятнадцать перечислял все наши прегрешения перед наукой и техникой Советского Союза. Поэтому Петр решил, что с него – хватит! Заехал в ГШФ и подал рапорт об увольнении в запас. Купил гражданскую одежду, ходить в форме полковника авиации он посчитал для себя оскорбительным, взял билет на скорый поезд во Фрунзе и уехал к матери.

По приезду выяснилось, что матери дома нет, ключи от него у него были. «Квартирантов» в сарае тоже не стало. На «старой квартире» матери узнал, что училище реэвакуировано в Ригу. Час от часу не легче! Добиться пропуска туда несколько сложновато. Сунулся в ГВФ, но там еще не прошла демобилизация, все летчики пока служат, так что, облом. Так как он не выслужил установленный срок действительной службы – 25 лет со льготами, то пенсия у него шла только за звание: полковник, 250 рублей, такую же пенсию получали колхозники, она была минимальной. Но это еще повезло, средний комсостав выходил в запас с нулевой пенсией. Так как официальной профессии у него не было, то местом работы стал Дом Пионеров на улице Белинского, который был только построен, лаборантом, требовалось разместить станки, верстаки, подключить все к сети и тому подобное. Зарплата – 350 рублей. Вместе с пенсией получалось уже более или менее. Тем более, что деньги у него были. По окончанию работ в мастерских, обещали дать ему «кружковую работу». Ночами приходилось ходить на Аламединку и следить за тем, чтобы кто-нибудь не перекрыл воду для полива виноградника и сада. Днем в реке воды не было, ее полностью забирала Лебединовская ГЭС. Ночью нагрузка снижалась, и в реке появлялась вода. Мать, ее новый муж и трое девочек появились в первое же воскресенье. Девчонок, на самом деле, было четверо, еще одна, Римма, к отцу никогда не ездила. Она была старшей, и вместе с матерью подписала «отказ» от отца в 1938-м. И мать, и Илья Николаевич, отнеслись к тому, что произошло в Москве, даже с юмором: «Раз не расстреляли, значит жить будешь долго!». Через них удалось «добыть» автопогрузчик и, в качестве шефской помощи, 12 человек военнопленных, с помощью которых все станки встали в мастерских на свои места. Договорились и о латунных трубах, так как Петру до смерти надоело ругаться ночами из-за воды, и он придумал систему автоматического капельного полива (это изобретение он сделал у нас на даче в Алма-Ате, и даже получил на него несколько авторских свидетельств, хотя придумал его много раньше, еще во Фрунзе, когда служил там инструктором, но тогда у него не хватило денег и времени, чтобы полностью реализовать его. Так поливалась только клумба с цветами у бабушки).

Дед, мой дед, обожал различную автоматизацию, и они вместе соорудили эту систему, которая, кстати, снимала большую головную боль и освобождала кучу времени. Теперь не нужно было бегать на речку и прыгать с кетменём по грязи, чтобы полить довольно большой участок. И размывов стало много меньше.

Сданные досрочно мастерские позволили уже в августе начать занятия в кружках по авиамоделированию и радиотехнике. Получив «рабочие руки», пусть и шаловливые, дела закипели! А так как связи в Москве остались… то для участия в Чемпионате СССР начали