«Предупреждение» Карама выразилось в том, что его племянника Мезона с полудюжиной друзей и соратников — и собутыльников, следует заметить, — арестовали за хулиганство и приговорили к тяжелым исправительным работам, хотя и на краткий срок. Как самых обычных преступников.

Следующим решением руководства Хадрона все молоко от скота, принадлежащего как хадронам, так и махонди, реквизировалось и поступало в распоряжение властей. Юба и Мерикс снова отправились к Караму, обращая его внимание на то, что у махонди появились беременные женщины, которым необходимо усиленное питание. Беременным выделили долю молока, однако небольшую.

Забеременели четыре женщины, с Кайрой — пять.

Юба послал Маару во двор, подшучивая над тем, что сам он туда уже выходить боится, опасаясь, что тамошние дамы его иначе чем производителя не воспринимают.

Кайра уже на шестом месяце. Настроение у нее кислое, она капризничает, вздыхает, никак не может найти для своего раздутого тела удобное положение. Остальные четыре беременные с нею, они впятером терроризируют всех остальных, капризничают, требуют — и получают — то одно, то другое, то третье. То Кандас к ним выйдет, то Ида. Бульончику, фруктов, свежей выпечки… Будущих мамаш рационирование продуктов не задевает. Тень во дворе жиже, чем раньше; потому что листва поредела. Кандас позаботилась об искусственной тени: над частью двора натянули навес из ткани.

Маара передала им предложение Юбы вызваться на дойку молочных животных. Они сразу принялись жаловаться и отказываться. Пришлось объяснять намеками, что молока мало, будет еще меньше и лучше держаться к нему поближе. Раньше можно было бы запросто ляпнуть что-нибудь вроде «отхлебнете — никто и не заметит».

— А когда прибудут купцы из Речных городов, обязательно запасемся сухим молоком, — добавила Маара.

Молодые женщины глядели на нее с нескрываемой неприязнью. Кто она такая, эта жердь сухая, выскочка? Все время с Юбой, с Мериксом, с Орфной… Распоряжается… Сейчас хоть, правда, чуть стала на человека похожа… И всегда тело прикрывает, должно быть, там какая-нибудь рана или уродство.

Маару удручала такая беспричинная нелюбовь. «Почему? — думала она. — Ведь я им ничем не угрожаю. И живется им неплохо. Они не знают, что такое грязь, въевшаяся в кожу так, что за неделю не отмыть».

Войдя во вкус, женщины наперебой рвались к животным-молочницам; доили их, воровали молоко, таскали любимицам корки хлеба, клочки травы; обнимали их мохнатые шеи, отряхиваясь затем от пыли. Кандас только качала головой, а затем объявила о проведении занятий. А новым желающим заиметь ребенка велела подождать до разрешения от бремени первой партии.

Уроки проводила Лариса, рассказывая легенды «очень давних времен, незапамятных», почерпнутые из какого-то медицинского учебника, некогда обнаруженного в древних архивах.

Первая из рассказанных историй повествовала о женщине по имени Мам Вова, которая мужа своего ненавидела, а влюбилась в прекрасного юношу, коего и пыталась соблазнить. Юноша ею пренебрег, и Мам Вова, приняв смертельную дозу яда, скончалась.

Собравшиеся во дворе слушательницы скептически ухмылялись, понимая, куда метила рассказчица. Любовь поразила не только Кайру, уже не одна из присутствовавших вздыхала и томилась.

Вторая история о властительной красавице Анкрене тоже оказалась трагичной. Анкрена ненавидела мужа не меньше, чем Мам Вова, убежала от него с красавцем военным и совершила самоубийство, бросившись под металлическую машину, о которой в примечании сообщалось, что она перемещалась по двум параллельным полосам металла и что этим способом передвижения впоследствии пренебрегли в пользу машин, не связанных с направляющими.

Потом Лариса перешла к истории Мам Бедофляй, молодой женщины-рабыни, влюбившейся в моряка заморского (примечания о моряках, морях, океанах, морских средствах передвижения оказались совершенно непонятными). И эта женщина, оставленная возлюбленным, тоже покончила с собой.

Посмеявшись над скептическими минами слушательниц, Лариса пообещала продолжить занятия завтра.

На следующее утро во дворе собралось еще больше женщин.

Начала Лариса с истории о девушке Джул и парне Роме, принадлежащих к разным семействам. Эти двое полюбили друг друга, но семейства не одобрили их взаимного влечения, и они оба покончили счеты с жизнью. Эта история вызвала более оживленную реакцию слушательниц. Все загалдели, когда кто-то вставил: «Как махонди и хадроны». Женщины кривили физиономии и возмущенно вздергивали плечи. Разве можно полюбить этих уродов хадронов!

Во второй истории речь шла о девушке, которая хотела соединиться с юношей, а отец заставлял ее выйти за богатого старика. Но этой девушке покончить с собой не дали, а заточили в храме.

— В каком храме? Что такое храм?

— Это место, где они держали Бога.

— Какой Бог? Что такое Бог?

— Бог был невидимым существом, управляющим их жизнью.

Такое определение вызвало всеобщее веселье и свободные вариации на темы невидимости и управления жизнью.

Последняя история рассказывала о знаменитой певице по имени Тоски, подруге молодого мужчины, сбежавшего от стражи. А стража преследовала его за то, что он замышлял злое против тамошнего властителя, очень нехорошего человека. В обмен на обещание освободить ее друга Тоски отдалась начальнику стражи, который ее обманул. И знаменитая певица убила себя.

К этой истории отнеслись намного серьезнее, чем к предыдущей. Все знали о желании молодых хадронов захватить власть в стране, знали и о том, что некоторые из них попали в тюрьму, а оставшиеся на свободе строили смелые планы, готовили государственный переворот, устраивали заговоры.

Душеспасительные беседы желаемого действия не возымели: девиц, жаждущих семени Юбы, стало уже не три, а четыре. Но Юба сам вышел к женщинам и объявил, что придется дожидаться сезона дождей и рождения детей первой партией беременных.

Когда Маара обнаружила наконец кровотечение, она, соответственно договоренности, отправилась к Кандас и обнаружила, что та разглядывает в комнате собраний большую карту, занимавшую целиком одну из стен. О существовании этой карты Маара ранее не подозревала, ибо ее обычно скрывал занавес. Маара с порога, на ходу, сообщила о кровотечении и остановилась перед картой, как будто видя перед собой пищу, в которой ей долго отказывали. Кандас, натягивая шнур занавеса, задумчиво произнесла:

— Я полагала, что ты в полях с Мериксом.

— Кандас, когда я начну учиться?

— Чему ты хочешь учиться?

— Всему. Можно начать со счета, с чисел.

— Но, Маара, ты знаешь столько же, сколько и мы. Ты подсчитываешь мешки мака и конопли, сообщаешь нам результаты…

— Разве вы больше ничего не знаете?

— Мы знаем то, что положено знать.

— Но когда я докладываю, что собрано десять тысяч мешков, это значит, что собрано десять тысяч мешков. И это мой предел. То есть предел мешков, то есть… Но ведь числа на этом не кончаются, их больше, намного больше. Или вот мы слышим про старые времена… Десять тысяч лет назад…. Вчера Мерикс говорил о двадцати тысячах лет. Это предел того, что мы знаем. Или воображаем, что знаем. А что, как и когда происходило на самом деле… Как в этом убедиться?