– Костя, но ведь вкусно, попробуй.

Ладочников посмотрел на меня как на подследственную на шестом часе допроса.

– Пирожки не пропадут, есть кому доесть. Ты можешь себе представить, Настя, что человек сознательно разрабатывает бомбу, которая убивает особенно жестоко и цинично? – Растерзав еще два пирожка, Костя нашел с мясом и ел его, расплевывая крошки. – Как можно спокойно спать, зная, что детская игрушка, ваза или лампа разорвутся в квартире, где живут дети? И ведь осколки такой стеклянной бомбы вытащить практически невозможно. Если взрыв не убьет сразу, то смерть будет мучительной и долгой.

– Перестань, Костя, – меня передернуло от отвращения. – Хватит о моральных уродах. Когда мы поедем в Москву?

– Да когда хочешь. То есть ты можешь ехать прямо сейчас, а мне придется задержаться. Настя! Я не знаю, как с ним разговаривать. Он, этот Иван, никого не любит, понимаешь, никого. Человека, совершившего преступление, можно раскрутить на жалости к матери, на любви к друзьям, к жене или ребенку, а этого ни на чем не поймаешь.

Пошуровав в большой коробке, я быстро переложила на лист бумаги надломленные Костей пирожки.

– Я знаю существо, которое он любит. И любит очень сильно. Помочь тебе пирожок с мясом найти?

– Какие пироги, Настя! Говори, не томи. – Ладочников оттолкнул от себя пирожки.

– Он любит свою кошку. Кошка породистая, элитный перс, в ее паспорте имя на семи строках пишется. Я зову ее Мусякой, а он Черри. Стоит хренову тучу денег.

– Ту самую кошку? В коробке с котятами? – оживился Костя.

– Ту самую. Он считает ее идеалом красоты. Совершенством.

– Здорово. А как на этом сыграть?

Как можно не понять где с капустой, а где с мясом пирожок? У них же гребешки защипаны по-разному. Я рассматривала пирожки, Костя рассматривал меня.

– Настя, я жду…

– Ах, да. – Я отвлеклась от пирогов. – Пообещай этому Ивану, что достанешь разрешение привозить на свидания его кошку.

– Смешно. Только боюсь я…

В дверь заглянул младший лейтенант.

– Отпускаем мы твоего клиента, Ладочников. Оружия при нем не было, говорит, адресом ошибся. Петечка вообще молчит. Отпускаем мы Ивана.

Костя взял протянутый мной пирожок.

– Вот этого я и боялся.

Выйдя из милиции, Иван не стал сразу ловить машину, а прошел дворами до параллельной улицы.

Домой ехать не хотелось, и он навестил Ларису.

Приняв душ, пообедав и освободившись от сексуального дискомфорта, он решил навестить существо, по которому скучал так долго. Лариса хотела задержать его до вечера, пришлось выдать ей сто долларов, чтобы отвязалась.

Подойдя к знакомой цирковой бытовке, Иван заглянул в окно. Кошка, свернувшись рыжим калачиком, спала. Иван постучал в окно. Кошка не проснулась. Он постучал сильнее.

Кошка приподняла плоскую, необыкновенного очарования, мордочку, взглянула в окно. У Ивана от любви защемило внутри.

– Черри, Черри, иди сюда. Иди сюда, кис-кис. – Кошка, шевельнув левым ушком, прислушалась. Иван поскреб по подоконнику. – Ну, иди, иди сюда, стерва рыжая.

Кошка спрыгнула с кровати и пропала из поля видимости Ивана. Зато из-за бытовки послышался звон цепи и рычание. Иван прислушался. Нет, это не его Черри. Она, как и все дамы, умела противно орать, но рычала тихо.

Рык из-за бытовки превратился в конкретный собачий лай крупной особи. Иван, как человек разумный, сделал пару острожных шагов и заглянул за бытовку.

Потягиваясь, из будки вылез пес размером с приличный мотоцикл. Он зафиксировал в поле зрения незнакомый человеческий объект и обнажил клыки. От ошейника тянулась длинная крупнозвеньевая цепь.

Иван не стал размениваться на прикованного пса и вернулся к окну. Приблизив лицо к стеклу, Иван увидел, что кошка вернулась на кровать с котенком в зубах. Плюхнула отпрыска рядом с собой и стала его вылизывать.

Иван приготовился одним ударом выбить окно. Надо было рассчитать, чтобы не попасть кулаком в частую решетку, приваренную изнутри бытовки. Огромный пес зашелся нервным лаем.

Володя сидел в одиночестве на бревнышке у клетки Матильды, культурно пил пиво и рассматривал черный синяк на щиколотке. Как он порвал связки и подвернул ногу, Володя не помнил, был слишком пьян. Сегодня утром он в тысячу двести одиннадцатый раз решил, что пора завязывать пить. Жизнь подходит к концу, а у него из близких людей только медведица, да и та карлик.

Сначала он услышал чужой голос, затем рык Пусика. Задремавшая Матильда повернула голову в сторону шума.

Идя на лай пса, Володя размышлял о несвоевременном решении начать пить меньше. Особенно когда увидел здоровенного бугая у бытовки Насти. А ведь в тумбочке у койки в поллитровке граммов семьдесят осталось.

Мужик выглядел дорого, но как-то несолидно заглядывал в окно, выкрикивая: «Кис-кис». Неожиданно мужчина замахнулся на окно.

Володя считал себя человеком воспитанным и слышал, что каждый субъект может волеизъявляться как хочет. Но бить чужие окна – непорядок.

– Кхм! Извините, молодой человек, вы чего собираетесь делать с нашим коллективным имуществом?

Вопрос остановил Ивана. Через два часа после выхода из милиции не хотелось попадать туда обратно.

– Мне, старый, надо достать свою кошку, а дверь заперта.

– А ты подожди. – Володя перенес вес тела на левую ногу, щадя поврежденную правую. – Хозяйка с минуты на минуту придет, и если посчитает нужным, так выдаст тебе кошку.

– Слушай, – Иван прищурился, рассматривая худого подвыпившего старика. – У тебя должны быть ключи примерно такие же, как от этой бытовки. Ты мне их дай. Чужого не возьму да и приплачу еще.

– Нет. – Володя сделал шаг назад. – Деньги, конечно, вещь не лишняя, но не гоже лезть в чужое жилище.

Иван подошел ближе к Володе, нагнулся, рассматривая его.

– Тогда отойди в сторонку и сделай вид, что ничего не видел.

– Не могу. И не разрешаю.

– Ну, ты, сморчок. – Иван еще не злился, но уже удивился. – Отойди.

– Я на тебя медведицу натравлю, – неуверенно пообещал Володя.

– Видал я твою охотницу. – Поднявшись на крыльцо, Иван со всей силы дернул дверь бытовки. – Ее даже дети не боятся.

Володя не выдержал и прикрикнул на незваного гостя.

– Ты чего, дурной совсем? Сказал же – не лезь!

– Да пошел ты. – Иван смахнул Володю с крыльца, и клоун, ударившись боком о лежавший кирпич, обиженно крякнул.

Не обратив внимания на ворчание пьяного старика, Иван еще раз дернул дверь. Сбоку раздался собачий рык, звон цепи и грохот чего-то падающего. И все.