Вот только фамилия новобрачного задела внимательное ухо Ипатия. Он-то уже получил положенные наставления – власти ищут беглых каторжников, государственных преступников Алексея Берсенева и Бориса Полетаева.

За сердце же Говоруха схватился не от того, что Берсенев и девица Потемкина – а ведь с ней-то беглец тайно венчался, к бабке не ходить! – таки сумели тайком, минуя заставы, выбраться из Красноярска. Сжало в груди, когда Ипатий назвал фамилию другого. Того, кто обнимал новобрачных и кому Берсенев говорил спасибо за все.

Кречет.

Конечно, как раз эта фамилия ни о чем пронырливому доносчику не говорила. Дождавшись, пока отец Леонтий завершит обряд и удалится к себе, служка, как положено, все за собой запер. А перед самым рассветом свел коня с церковного двора, не испугавшись батюшкиного гнева, оседлал и когда рысью, когда – и галопом скакал до города. Там разыскал Говоруху, благодетеля своего, и все как есть доложил.

Ну, а теперь пришла очередь Воинова хвататься за сердце. Как не вспомнить тот разговор с Самсоновым: мол, Кречет и сбежавшая девица – давние друзья. А про то, что Кречет с Берсеневым знаком, поручик сам обер-полицмейстеру сказал, не скрывал. Лишь теперь все в голове Савелия Кузьмича прекрасно сложилось. Вот почему им все время казалось, что девица будто уходит из-под носа – на самом-то деле не обошлось без господина Кречета, прав ведь оказался Кирилл Прохорыч, ей-ей прав!

Самому же Воинову мешало сложить мозаику раньше даже не то обстоятельство, что поручик Кречет выполнял секретную миссию и послан чуть не самим Его Величеством. Сейчас такие времена настают смутные, что доверие самого императора частенько обманывают. Нет, правильные выводы помешало его, Воинова, личное доверие к отставному полковнику Федотову, которого обер-полицмейстер даже считал своим другом.

Кречет ушел с Федотовым. За всеми чрезвычайными происшествиями ни Воинов, никто другой этому внимания не уделили. Савелий Кузьмич знал только: путь их непременно пойдет через Даниловку. А в деревне видели не только Кречета, но и Берсенева с девицей. Стало быть, Федотов тоже с ними. И наверняка все знает…

Эх, Григорий Лукич, Григорий Лукич, как же так… Себя под монастырь подвел, но это – его дело. А вот тех, чью дружбу обманул, подвести под цугундер…

– Как думаешь, Михал Савельич, долго вся компания проторчит в Даниловке? – спросил Воинов, заранее зная ответ, но желая услышать его от собеседника.

– Если не дураки, уже должны выйти в тайгу. А что, Федотов…

– Помолчал бы! – Воинова раздражало, что начальник сыскной полиции читает его мысли. – Лучше проследи, чтобы твой доносчик держал язык на привязи. Ежели жандармы эту компанию накроют, нам с тобой отставка в лучшем случае. Скандал даже не на всю губернию, понимаешь?

– Далеко волна пойдет-с, – согласился Говоруха.

– Потому, Михал Савельич, бери-ка своего хромого, людей в подмогу да лично гоните в Даниловку. Не мешкайте. Удастся словить мерзавцев, я сам, лично, хочу переговорить с господином Кречетом. А особо – с господином Федотовым… Григорием Лукичом. И вот еще, – Воинова вдруг осенило. – Нет худа без добра даже в таком скверном деле!

– О чем вы?

– О Самсонове. Гость дорогой. Да какой там гость, он ведь тут у себя дома, почитай, хозяин в каком-то роде… Только девицу-то мы отыскали, Михал Савельич. Не просто сыскали, и не девица она теперь вовсе, как я полагаю, – обер-полицмейстер сально усмехнулся. – Как не верти, венчана она. Мужняя жена. Хоть муж – беглый преступник, а все равно, по доброй воле под венцом стояла. Свидетели тому есть. Выходит, нечего теперь дорогому гостю тут больше горе заливать. Себе ведь хуже делает, ей-богу. Глядеть тошно… Ты вот что, Савельич, – теперь голос Воинова звучал заговорщески. – Поди-ка в гостиницу к нему, к господину Самсонову. Все как есть скажи. Может рваться с тобой, голова похмельная, злость опять же… Так ты его бери с собой, проветрится заодно. И если повезет, с девицей своей пусть там же, на месте, занимается, как знает.

Сказал – и не сдержался, совсем уж не по чину подмигнул Говорухе. Как ни верти, после такого Кирилл Самсонов уж непременно обратно в Петроград засобирается. Одной головной болью меньше.

1

Пожалели Кречет с Федотовым новобрачных.

Хоть собирались выйти чуть свет, но, по обоюдному согласию, Антон и отставной полковник решили дать Берсеневу с Лизой понежиться подольше. Оба понимали: другая возможность побыть наедине им выпадет нескоро, если вообще представится. В том, что Лиза не пойдет с Алексеем дальше, а все-таки вернется обратно в Петроград, поручик был почему-то уверен. Хотя новоиспеченная госпожа Берсенева, как назвал Лизу про себя Антон, все равно оставляла его в щекотливом положении.

Впрочем, решил он, все может кардинально поменяться в случае успеха его миссии. Если впрямь удастся открыть что-то вроде российского Клондайка, это, в свою очередь, откроет новые возможности для самой России. Политических тонкостей Кречет старался избегать, однако важность этой своей миссии для империи поручик вполне осознавал. Значит, он, как ни верти, вернется победителем. А у победителя и возможностей станет чуть больше. Антон надеялся хоть в какой-то мере повлиять на прояснение истории если не побега Берсенева, то уж участия в этом всем Лизы – так точно.

Однако же в девять утра Кречет решил, что либеральничать хватит, и постучал в окно. Новобрачные не слишком возражали: вышли на двор спокойные, счастливые, будто заново в эту ночь родившиеся. Когда же вся группа, ведомая Матвеем Багровым, через час выдвинулась в тайгу, Антон убедился – кто бы что ни говорил по поводу вчерашнего спонтанного венчания, пользу это событие им принесло огромную. Лиза, которую поручик, несмотря ни на что, до последнего готов был считать обузой, сейчас не шла – летела, словно не по таежным тропам, а по Невскому проспекту. Берсенев, державшийся рядом, тоже будто не из тюрьмы выбрался несколько дней назад, а набирался сил где-нибудь в курортной местности: давешнюю усталость от всего смыло, обреченность в словах и всем облике улетучилась.

Шли преимущественно молча, обмениваясь только необходимыми в походе фразами вроде «сейчас туда, потом – сюда». Двигались нескоро, экономя силы, но и не ползли с черепашьей скоростью, проводник с самого начала задал средний темп движения, подходящий как бывалому Федотову, так и непривычным к таежным переходам молодым людям.

Первый короткий привал сделали после полудня. А как только солнце стало медленно опускаться за верхушки сосен, Багров выбрал первую же подходящую поляну для остановки на ночлег. Пока мужчины занялись рубкой сучьев и веток для шалаша, проводник сдвинул вместе толстые стволы валежника и развел таежный костер. Лиза, для которой так и не находилось подходящего дела, вызвалась готовить ужин и даже согласилась сходить к ближайшему ручью за водой. Берсенев рванулся было провожать, но Кречет остановил, сказал негромко: