Чтобы голова не взорвалась от предположений, я начал разминаться, хотя тут больше бы подошла боксерская разминка, ведь нам предстоит испытание на прочность. Надеюсь, Киря не будет нас долго мариновать. Мой пример оказался заразным, вот уже три человека… пять… десять вращают коленями и приседают.

А вот и тройка тренеров вырулила на поле: Киря, Шпала, Димидко. Марокко с ними не было, и я пока не понял, хороший это или плохой знак.

Отделившись от коллег, Сан Саныч подошел к нам и прошипел:

— Молчит, как рыба об лед, сука. — Обернувшись, он злобно глянул на Кирю.

— А что он вообще собирается делать? — спросил Микроб, перетаптывающийся с ноги на ногу. — Сперва играть, потом говорить?

Димидко мотнул головой.

— Сразу скажет. — Он поглядел на часы. — Еще две минуты… Уже одна.

Кирюхин начал раньше, коротко свистнул в свисток, собирая вокруг себя футболистов. Мы окружили его подковой — тридцать три человека, три полноценные команды. Шпала и Димидко стояли справа и слева от него.

Я скользнул взглядом по своим: Микроб раздувал ноздри и смотрел исподлобья — готовился к плохим новостям. Погосян расправил плечи и вздернул подбородок. Ветераны держались так, словно ничего не происходит. Жека и Игнат напоминали каменные изваяния. Им сложнее всего — после триумфа в высшей лиге они вынуждены трястись над возможностью играть во второсортной команде. Но, с другой стороны, они товарищи известные, и новую команду найдут без труда, их обеспокоенность непонятна. Щеки Клыкова алели, а беспокойные пальцы будто бы что-то лепили из пластилина. А может, нажимали невидимые кнопки телефона.

— Ну что, товарищи, — проговорил Киря без энтузиазма каким-то сдувшимся голосом. — Вот и пришла пора подводить, к-хм, итоги сборов. Я предупреждал, что для кого-то они могут стать последними, кто-то, напротив, усилит, позиции.

— Не тяни, говори давай, — прошептал рядом стоящий Микроб одними губами.

Киря как будто издевался, говорил о планах и задачах, о том, что сделано на сборах и чего не сделано. При этом он старательно ни на кого не смотрел, изучал травинки на поле.

Он был достаточно далеко от меня, но желание его я считал: чтобы все это поскорее закончилось, и можно было спокойно работать.

Я вздрогнул, и сердце заколотилось, когда он произнес:

— Отдельные игроки, Например, Александр Нерушимый, показали фантастический прогресс и волю к победе. Другие, как тот же Андрей Матвеев, продемонстрировали кратковременный результат, достойный высшей лиги. Также прекрасную форму и уровень подготовки продемонстрировали Гагнидзе и Тюканов…

Слушающий его Мика подобрался, губы его тронула улыбка — он ожидал услышать похвалу в свой адрес, но она не прозвучала, и его лицо покрылось красными пятнами, взгляд налился гневом. Еще в поезде он говорил, что на втором месте по забитым голам.

— Ну, рожай, — шепнул Микроб, обращаясь к Кире.

Даже будь все игроки бездушными фигурами на шахматной доске, я не смог бы решить, с кем расстаться, каждый игрок балласта заслужил место в основном составе, потому что эти парни перепрыгнули через голову. Вон, даже Киря с этим согласен.

— Итак, списки зачисленных в основной состав, — наконец проговорил он, достал помятый лист из нагрудного кармана, подвинул очки на кончик носа, зачитал две фамилии, поморщился и сказал: — В общем, основной состав остается прежним. Как я уже говорил, команда номер три: Нерушимый, Погосян, Тишкин, Воропай, Клыков, Хотеев. — Он сделал паузу, будто ему не хватало воздуха.

И теперь не хватать воздуха стало нам всем.

— Матвеев, Ан, Дрозд, Гребко, Ранюков, — продолжил Киря. — В принципе, вашими достижениями я доволен, но…

Я похолодел, потому что это «но» прозвучало взведенным курком.

— Но вы все, а некоторые неоднократно, проявили пренебрежение к дисциплине. К тому же вы не нашли понимания в основном коллективе. Если бы я взял кого-то из вас, сотрудничества не получилось бы. Потому, к сожалению, мы вынуждены с вами расстаться.

Выстрел все-таки грянул.

Вроде я был готов к любому раскладу, но почему-то не поверил своим ушам. Нет-нет, это какой-то розыгрыш, еще одна проверка на прочность, дурная шутка!

Димидко, стоящий рядом с Кирюхиным, тоже не поверил своим ушам и переспросил:

— Виктор Иванович, это ваше последнее слово, или я что-то неправильно расслышал?

— Все так. Чего непонятного? — рыкнул Киря, грозно шевеля бровями.

— Это значит, вам безразличен результат, и, руководствуясь личными предпочтениями, причем предвзятыми, вы лишаете команду заведомо сильных игроков…

— Молчать! — рявкнул Кирюхин. — Я принял взвешенное решение, исходя из моего многолетнего опыта. И менять его не намерен!

Тренеры будто забыли о смотрящих на них футболистах, замерших в ожидании шоу: Димидко показал зубы, и сейчас прольется чья-то кровь.

— Исходя из многолетнего маразма! — не сдержался Димидко.

Футболисты зашептались, донеслись смешки, а Кирюхин покраснел, разинул рот и принялся по-рыбьи разевать рот, словно его хватил кондратий.

В моей голове крутилась стая дурацких мыслей, не подходящих к ситуации. Например — песня: «Ах, куда подевался Кондратий, минуту назад он был с нами…» Наверное, меня Микроб покусал, и теперь каждому случаю я ищу музыкальное сопровождение.

— Потому что только старый маразматик с дерьмом вместо мозгов вышвыривает таких игроков! Да как не понятно, что это, может быть, последний шанс «Динамо» раскрыться по-настоящему, по-настоящему сыграть и перестать быть опущенной командой, за которую даже ментам болеть зашкварно!

— Да как ты…да ты…

Но Димидко разошелся, и его было не заткнуть:

— Вот потому у нас все и через жопу! Потому что сидит плесенью поросший пень и давит все то, что может его с места сдвинуть. Сам прогнил насквозь, так и других душит, чтобы не дай бог не поколебали его покой!

— Вот отсюда! Уволен! — гаркнул Киря так, что обрызгал лысину Шпалы.

Отойдя в сторонку, Глидыч достал платок и принялся ее протирать.

Сан Саныч не унимался, тыкал в Кирю пальцем и приговаривал:

— И ведь выхолостил все вокруг, гноем своим залил! И все талантливое дохнет, остается такое же серое и ссыкливое.

— Уволен! — повторно взревел Киря, показывая пальцем почему-то на трибуны.

— Права не имеешь! — подошел к нему Димидко, прищурился и зашипел: — Ты кто здесь такой? И вообще, Максим Романович в курсе, что ты занимаешься вредительством?

— А ты донос ему уже накатал? — огрызнулся Кирюхин.

— Доносы — это полномочия такой плесени, как ты!