– А я?

– А ты этих слов вовсе не знаешь.

Фи! Однако придется проглотить. Не просить же майора Ворного перечислить слова, которые мне не знакомы. По его мнению. Ну, так пускай и остается при своем. Мнении.

Я еще разок хлебнул из горлышка.

– Есть такая штука, как эзопов язык, – сообщил я майору.

– В курсе, – вполне серьезно отреагировал тот. – Говоря этим самым, в смысле, эзоповым языком, нам предстоит взорвать систему изнутри.

– Какого?..

– Налево! Быстро! Налево!

– Налево!

«Принято».

Резкий поворот. Мое правое плечо вжалось в стенку кабины.

Нет, ни к Обливион-Парку мы направляемся.

– Я что, похож на подрывника?

– Нам не придется ничего взрывать. Я выразился образно.

– А что на самом деле?

– Мы опрокинем Систему.

– Ну, теперь я все понял!

– Не ерничай, Петр Леонидович. И не нервничай. Когда прибудем на место, я подробнейшим образом тебя проинструктирую. Пойми, дружище, иного способа вырваться у тебя нет. Любая система не любит перебежчиков, а ваша, Закордонная, в особенности…

– Но ведь я могу просто сесть в самолет и улететь в Россию!

Сказав это, я сам удивился, почему столь простая мысль не пришла мне в голову раньше? Черт возьми! Все просто, как дважды два! Как репа в собственном соку! Какие, к лешему, тайные операции! Еду в аэропорт, беру билет…

– Можешь, конечно, – с показным безразличием Владимир Леонидович не произносит слова, а тянет их, как прилипшую к зубам живицу. – Только… На перекрестке сверни направо.

– Направо!

«Принято».

– Что «только»?

– Ты часто бываешь в России по служебным делам. Но за все это время максимальный срок твоего одноразового пребывания вне зоны единого информационного пространства составляет одиннадцать дней.

Все верно. Обычно мои командировки занимают не больше недели. Редко десять-одиннадцать дней… Точно, никогда не было больше двух недель.

– И что с того?

– А то, что ты, дружище, живешь на уинах, как торчок на наркотиках. А уины, оказавшись вне информационного поля, выдерживают не более двадцати дней. После чего начинают дохнуть. А тебя начинает корежить и ломать. И мозги наизнанку выворачивать.

– Ладно, потерплю.

– Не в «потерплю» дело… Понимаешь ли, дружище, за те годы, что ты живешь в Закордонье, уины стали неотъемлемой частью твоего организма. Они держат на себе значительную часть естественных функций твоих внутренних органов.

– И что, за двадцать дней их никак нельзя вывести из организма?

– Вывести-то можно. Вот только восстановить самостоятельную жизнедеятельность твоего организма уже не удастся.

– Пробовали?

– А то… Ты, думаешь, первый, кто собрался драпануть?

– Ни одного удачного случая?

– Нет.

– Так какого же черта лысого!..

– Не ори! – рявкнул вдруг Владимир Леонидович. Да так лихо рявкнул, что я на полуслове заткнулся. – Я тебе про что талдычу? Про то, что у нас все продумано! А ты мне – самолет, самолет!.. Хлебни водки!

– Не хочу, – мрачно буркнул я в ответ.

– Хлебни, я тебе говорю!

Я отвернул пробку и лишь пригубил горлышко.

– Ну, вот… Успокоился?

– Нет.

А что я ему, врать буду!

– Ну и отлично! Спокойны только покойники! – Утешил, называется. – Ну, так вот, слушай. Мы этот трюк давно придумали. Вот только все случай не подворачивался попробовать.

– Тут я как раз и подвернулся. – Голос мой совсем упал.

– Ну, можно и так сказать… За третьим домом проулок, пусть туда свернет!

Я переадресовал команду машине.

– Так вот, значит. Мы создадим ситуацию, при которой уины будут вынуждены сами в кратчайшие сроки восстановить естественную жизнедеятельность твоего организма. Здорово, да?

– Ну, пока ничего здорового я не вижу. А что, если не получится?

– Получится, получится! – бодро заверил меня Владимир Леонидович. – Мы не оставим этим тварям иного выхода!.. Притормози… Притормози!

– Поезжай медленнее! – приказал я машине.

«Вы определились с выбором конечного пункта маршрута?»

– Пока нет… Но боюсь пропустить нужное место.

За окном тянулись обычные жилые дома, тускло подсвеченные летающими фонарями. Башен на задних дворах почти не видно. Только иногда то там, то здесь блеснет вдруг на серебристой шкуре одной из них отсвет раскачивающейся луны.

– Ты не знаешь, что происходит с луной? – спросил я у Ворного.

– Качается? – уточнил Владимир Леонидович.

– Еще как.

– Давно?

– Я обратил внимание, когда в кафе входил.

– Это нормально… Я бы даже сказал, что это хорошо. Для нас.

– В каком смысле?

– Пульсация информационного поля создает эффект неопределенности.

– А если сказать то же самое на общедоступном языке?

– Да я и сам плохо понимаю, что там происходит, – смущенно хмыкнул Владимир Леонидович. – Наши спецы говорят, что временами информационное поле становится нестабильным… Кстати, причина этой нестабильности в том, что оно не охватывает всю планету – Россия у тех, кто все это затеял, как кость в горле… Результатом этой нестабильности становится искажение картинки, которую оно вам, закордонникам, транслирует.

– Что, хочешь сказать, мы и небо видим не таким, какое оно есть на самом деле?

– Конечно! Вы видите картинку, транслируемую информационными башнями. Ну, а в результате нестабильности информационного поля картинка эта начинает дергаться. Так вот, нам эта нынешняя нестабильность информационного поля очень даже на руку, потому что и уины под его воздействием становятся нестабильными. Если такие вот нестабильные уины окажутся вне зоны действия информационного поля, они, скорее всего, начнут оперативно восстанавливать биологические функции твоего организма. Потому что единственным доступным им информационным источником останется твой мозг. Работающий самостоятельно, поскольку уинов ты из него алкоголем вытравил.

– Это точно? – спросил я после паузы.

– Стопроцентной гарантии я тебе дать не могу, – не стал врать Владимир Леонидович. – Но наши спецы в один голос уверяют, что шансы на успех очень велики.

– Насколько велики?

– Да какая разница! Если для тебя это единственный шанс навсегда покинуть зону единого информационного пространства и остаться при этом нормальным человеком, а не превратиться в овощ с трубками, торчащими изо рта, носа и задницы!