Мужчины закончили лепить из нее Женщину к английскому совершеннолетию. Когда Гали исполнился двадцать один год, она прекрасно владела искусством обольщения — сексуальным и интеллектуальным.

Стильная, великолепно одетая красавица, лишенная каких-либо принципов. Хотя один принцип, точнее, девиз у Гали имелся: «Главное качество денег — это их количество». Вряд ли в ту пору она знала, что это слова Талейрана.

Она ложилась в постель с любым или почти с любым мужчиной, у которого имелись Деньги. Она поднялась до уровня валютных «жриц любви» (по иронии судьбы, этот титул бескорыстных храмовых служительниц великой силе Плодородия люди присвоили ударницам Венеры Коммерческой). Она ненавидела мужчин и любила испытывать на них свою власть.

Мужчинам она обязана тем, что живет в Париже. Мужчина вправе обязать ее спать с таким, как Люсьен. «Ты сама выбрала дорогу, моя милая», — вздохнула Гали и позвонила консьержке — пусть забирает пожитки Люсьена. Но ее мятежную душу волновали не только мужчины. Иногда у нее возникали иные желания.

В детстве тайным развлечением сестричек Бережковских была игра «в святого Августина». Книги — в доме имелась скромная, но прекрасно подобранная библиотека — Софья Григорьевна от девочек не прятала, но одна вещь постоянно находилась под замком. В те дни, когда мать после школы отправлялась на уроки (а значит, будет дома к вечеру), Галя доставала из комода ключ и отпирала заветный ящик письменного стола. На диван водружался огромный альбом репродукций старинных немецких гравюр. Каждый плотный слегка пожелтевший лист оберегала тончайшая папиросная бумага, и девочки старались как можно бережнее обращаться с запретной книгой. Открывалась заветная страница — «Искушение святого Августина». Кто такой Августин и что значит «искушение», Галя и Изольда не знали, однако их завораживали обнаженные тела мужчин и женщин, переплетающиеся в замысловатых позах. От картинки исходила какая-то завораживающая бесовская сила, которая мгновенно захватывала детей, и через несколько минут в комнате начиналась самая настоящая вакханалия. Девочки прыгали и извивались, исполняя неведомый танец, а потом набрасывались друг на друга, подражая изображениям на картинке. Женщиной всегда оказывалась Изольда. Ее пугала неистовая, часто агрессивная страсть, с которой Галя тискала тело младшей сестры. Старшая получала от происходящего явное наслаждение и не скрывала удовлетворения, когда напуганная безудержными ласками-терзаниями младшая просила пощады.

Годам к четырнадцати игры сами собой прекратились, о них обе девочки и не вспоминали. Но однажды, в крошечной кабинке раздевалки на пляже Татарово, Гали обнаженной грудью коснулась мокрой спины своей подруги Люды, или, как ее называли в компании, — Люсьены.

— Прости, но здесь так тесно, — извинилась Галя.

— Зато ведь приятно? — Люсьена откровенно смеялась. Она повернулась и беззастенчиво рассматривала подругу. — Так ты еще не пробовала?.. Не горюй, Галька, все у тебя впереди. Я это вижу.

Мужчины давно не представляли тайны для опытной и просвещенной не по годам Гали Бережковской. Они проложат путь к ее намеченной цели — богатству, и секс с ними — кто говорит о любви? — способ добиться желаемого. Что из того, что данное занятие нравится ей и само по себе, она и не скрывает. Но женщины?..

«Олицетворение» содержания картины «Искушение святого Августина» служило первым всплеском еще не разбуженной чувственности. Московские приключения взрослой Гали не оставляли времени для желаний, дремавших в глубинах подсознания. Только в Париже, в кругу обеспеченных и «раскрепощенных», у нее возникнет сексуальный интерес и к дочерям Евы. Была ли она бисексуальной от природы? Конечно, определенный «гормональный крен» имелся, но, пожалуй, не меньшую, если не большую ответственность за эти эксперименты следует возложить на стереотипы, господствовавшие в головах «избранных», и на… банальное любопытство. И, конечно, на любовь к прогулкам по краю пропасти.

Все, на что накладывалось «табу», Гали пробовала «на зуб»: каков вкус запретного плода. Именно сладость запретного плода станет определяющим моментом всех ее поступков и устремлений. Будь то рискованные поездки с карточкой ассоциации частнопрактикующих врачей на лобовом стекле «мерседеса» или махинации с контрабандным антиквариатом и — как высшая степень приобщения к «деликатесам» цивилизованного мира — чувственные эксперименты с братьями и сестрами по полу. Сексуальная свобода, как известно, не знала границ: двое, иногда трое любовников сразу — обычное дело. Если Гали читала дневники Александры Коллонтай, то с удовольствием поставила бы свою подпись под лозунгом валькирии русской революции: «Конечно, и у женщины бывают периоды повышенных сексуальных запросов… Чем богаче личность, тем любовь многограннее, красивее, богаче, тем меньше места для узкого сексуализма — дорогу крылатому Эросу!»

Вот и Гали иногда хотелось выйти за рамки «узкого сексуализма». И, как типичный представитель «цивилизованного мира», не догадывающийся, какой глубинный смысл потеряла «Камасутра» в западной интерпретации, мадам Гали кинулась порхать от одного запретного плода к другому, пытаясь «поймать кайф» в обманчивой новизне ощущений. И даже убедила себя, что это ей удается: известное дело, сладость запретного плода — не столько на языке, сколько в уме…

Однако именно в кругу, где вращалась успешная и богатая мадам Гали — кругу известных деятелей бизнеса и культуры, — выставлять на всеобщее обозрение свои «нестандартные» увлечения не было принято. Для этого существовали закрытые клубы, куда нередко принимали лишь по рекомендации и где строго соблюдалась тайна любителей «острых ощущений». Одно из таких заведений располагалось вблизи королевского дворца в Версале. Гали познакомили с этим клубом после развода с Легаре, и она стала бывать здесь довольно часто. Приезжала с любовниками, позднее с очередным долгосрочным сожителем — архитектором мсье Рене. Развлечения здешние служили главным образом телу и, увы, тоже могли приедаться. Но однажды Гали удалось поучаствовать в нетрадиционной программе — в остросюжетном психологическом спектакле, ею же и поставленном.

Внешне версальский особняк для экзотических утех весьма непримечателен. Строгий трехэтажный дом, выдержанный в классическом стиле, без излишеств, стоит на поляне в окружении каштанов. Подъездная дорога ведет прямо к парадному входу. Камеры слежения, тогда еще не вошедшие в повсеместную моду для казино и фешенебельных заведений городов Европы, бесцеремонно осматривали прибывающих. Открывались парадные двери, и швейцар, с безупречной внешностью члена палаты лордов английского парламента, приглашал гостей в гардеробную, где не менее вышколенные лакеи принимали шляпы, плащи и шубки. Мраморная широкая лестница в один короткий марш заканчивается круглой площадкой. Замысловатый рисунок площадки, выложенный цветным мрамором, создает иллюзию восточного ковра, сотканного искусными мастерицами далекого прошлого. Три открытые арки — две по краям площадки и одна посередине — завлекают в просторные глубокие залы. Центральный холл замыкали пять ступеней, ведущие в ресторан. Создатель интерьера позаботился о том, чтобы здесь пищу вкушали с наивысшим комфортом: не только компания на четверых или парочка получали максимум удобства, но и любителей уединения дожидались столики на одну персону, заботливо расставленные в разных местах небольшого зала. Принцип клуба, рассчитанного на ограниченное число гостей (и по количеству, и по качеству), весьма справедлив: минимальное число гостей имеет право получить максимум удовольствий.