В душе вскипел гнев. В этот момент Бенедикт знал, что сделает все, лить бы отомстить стрелку. У него почти не было оружия, кроме кинжала и спрятанного пистолета, но и то и другое хорошо только с близкого расстояния. Однако его подгоняла ярость. Он подберется как можно ближе и схватится с негодяем врукопашную. Бенедикт хотел с каждым ударом ощущать, как кулак врезается в тело противника, и наслаждаться поединком, в котором обязательно победит. Он вколотит стрелка в землю.

Бенедикт буквально перелетел поляну, но придержал коня, когда въехал в рощу. Здесь растительность была гуще, чем в охотничьих угодьях, и он был вынужден поехать еще медленнее. Пришлось нагнуться, чтобы проехать под низко нависшей веткой.

Выстрел!

Черт бы все это побрал.

Он почти ощутил ветер от пули, пролетевшей через листья той ветки, под которой только что проехал. Испугавшийся Брут нервно заплясал. На этот раз выстрел произвели с куда более близкого расстояния, и Бенедикт был уверен, что пуля прилетела спереди и справа. Выругавшись, он спрыгнул на землю и наскоро привязал поводья к ближайшему дереву. Погладил Брута, жалея, что слишком нуждается в лошади, чтобы позволить избежать опасности.

Согнувшись, он наполовину бежал, наполовину крался в направлении выстрела, радуясь, что грязь покрывает всю одежду.

Выстрел!

Бенедикт быстро наклонил голову, когда пуля зарылась в землю в нескольких футах от него, подняв фонтанчик грязи и сухих листьев. Несмотря на грозившую опасность, он не замедлил бег. Где-то впереди зашуршали кусты, и он прислушался к звукам.

И вдруг увидел человека, неясный силуэт труса, пытавшегося вскочить на коня. К седлу было приторочено ружье. Наконец Бенедикт отчетливо узрел профиль врага и мгновенно узнал его.

Нед Барни, пропади он пропадом.

Пусть небеса обрушатся на него, но на этот раз ублюдку несдобровать! Барни удастся снова сбежать, если Бенедикт потеряет драгоценные минуты, пока будет садиться на Брута. И тогда у Барни будет шанс скрыться… Будь проклят Бенедикт, если это допустит! Негодяй пока еще не знает, что расскажет Бенедикту все, что тот хочет знать! Ублюдку точно не поздоровится!

Оставив все попытки скрыться, Бенедикт выскочил из кустов, как раз когда Барни развернул коня и ударил каблуками по бокам животного. Бенедикт отметил неловкость его движений, понял, что с левой ногой Барни что-то неладно, и, едва лошадь тронулась, подскочил ближе и схватился за грязный кожаный сапог. Бенедикта тащило по земле. Но он старался не попасть под ноги коня и при этом постоянно выкручивал ногу Неда. Он скорее умрет, чем отпустит его!

Бенедикт пытался цепляться носками сапог за усыпанную листьями скользкую землю, но его тащило вперед, как тряпичную куклу, пока не ударило бедром о древесный ствол. И без того разорванная штанина повисла лохмотьями, а нога покрылась царапинами. Но он ничего не замечал, всем своим существом сосредоточившись на попытке стащить Барни с коня. Барни вопил от боли, но Бенедикт буквально впился пальцами в его ногу, стараясь еще больше повредить больное колено. Барни пришлось одной рукой цепляться за шею лошади. Свободной рукой он бил по плечам и голове Бенедикта, но получалось плохо, поскольку он боялся упасть. Бенедикт не обращал внимания на удары, продолжая стаскивать врага с седла.

— Отпусти, чертов ублюдок! — прохрипел Барни, что только усилило решимость Бенедикта: очень уж это походило на предсмертный вопль антилопы в когтях хищника.

Наконец Бенедикт из последних сил выкрутил ногу противника, и тот заорал еще громче. Выгнул спину, с ревом откинул голову и схватился за ногу. Бенедикт продолжал держаться, пока лошадь с угрожающей скоростью мчалась по лесу, таща его по грязи и листьям, устилавшим траву. Очередная ветка сильно хлестнула Барни по шее, и противники покатились по земле.

Бенедикт, оглушенный ударом, лежал, тщетно стараясь отдышаться. Из глаз сыпались искры. Лошадь ускакала, и от внезапной тишины звенело в ушах. Тело непроизвольно извивалось, рот приоткрылся, а легкие словно парализовало. Наконец он немного пришел в себя и понял, что не должен дать Барни взять верх. Слишком высоки ставки.

Бенедикт встал на колени, защищая голову поднятыми кулаками. Его взгляд упал на Барни, лежавшего лицом вниз. Он сразу понял, что Барни недвижим.

— Вставай, трус! — крикнул Бенедикт, презрительно выплевывая слова, кипевшие внутри.

Барни по-прежнему не двигался. Бенедикт, все еще тяжело дыша, присел на корточки и с подозрением пригляделся к Барни. Что, если убийца пытается его одурачить, готовый наброситься на врага, как только тот расслабится?!

Наконец он попытался прощупать пульс Барни. И смог различить поверхностное дыхание. Но правая рука негодяя была согнута под неестественным углом. Будь он в сознании, наверняка орал бы от боли.

Бенедикт подобрался совсем близко, осторожно взял Барни за плечо и перевернул. Один взгляд на фиолетовую шею врага — и он невольно сжался. Похоже, тот на некоторое время обездвижен, но, судя по тому, что дышал, наверняка повреждения не опасны для жизни. Очевидно, дыхательное горло не было затронуто, а это уже что-то.

Впрочем, ублюдок получил по заслугам!

Бенедикт, подбоченившись, решал, что делать с пленником. Можно его связать, но он и так не сбежит. Нет, лучше оставить его на месте и привести лошадей. Вывернутое колено, сломанная рука и поврежденное дыхательное горло. Вряд ли Барни уйдет слишком далеко, даже если очнется.

Барни еще не пришел в себя, когда Бенедикт вернулся с лошадьми. Теперь нужно взвалить Барни на коня и доставить в Хартфорд-Холл, хотя ему меньше всего на свете хотелось этим заниматься. Там Барни осмотрит доктор, но Бенедикт еще не решил, будет это до или после допроса.

Ричарду и его родным необходимо знать, что негодяй пойман. И кроме того, Бенедикт не сомневался, что маркиз — еще и местный судья. Он не мог дождаться встречи с лордом Гренвиллом.

Он бесцеремонно взвалил Барни в седло и тщательно привязал. Вскочил на Брута и направился к дому.

— Как ты нашел меня, Барни? — с брезгливым взглядом на врага прошептал Бенедикт.

Впрочем, какая разница? Это по его, и только его, вине злодей появился в округе.

К нему мчались два всадника. Бенедикт узнал в одном Джаспера, того конюха, который сопровождал на прогулке его и Эви. Он сжал зубы и выпрямился. Пора пожинать плоды.

«Умоляю, простите меня. Хотелось бы объяснить, почему я перестал писать, но не могу. Пожалуйста, просто поверьте мне».

Из письма Хастингса Эви, написанного, но сожженного перед отправкой

Когда Эви снова пришла в себя, обстановка значительно изменилась. Куда-то девались мокрая от крови амазонка, мягкая грязь и бодрящий весенний воздух. Она лежала в своей кровати, одетая в мягкую батистовую сорочку. Тишину в комнате нарушал только треск огня, зажженного без особой необходимости.