Зрители долго аплодируют актрисе. Слышны возгласы: «Браво!», «Бис!». Шульженко представляет:

– Пианист Давид Ашкенази – мои творческие крылья!

Первое отделение заканчивает его новой песней – своеобразным своим кредо:

В зале овация. Многие не скрывают слез. Возгласы: «Вы с нами!», «Спасибо!», «Мы любим вас!»

Хорошая песня. Но она, увы, не получила распространения: автор текста Павел Леонидов эмигрировал в Штаты, тогда это считалось преступлением, и все, что он написал, немедленно сняли и с эфира, и с пластинок, и из репертуара поющих.

В программе второго отделения новые сочинения молодого композитора Алексея Мажукова «Старинное танго» (стихи М. Пляцковского) и «Зачем грустите, ивы?» на слова В. Харитонова – популярность к ним пришла сразу после первого их исполнения; восстановленные, не исполнявшиеся тридцать лет и прозвучавшие неожиданно свежо «Встречи»; новые песни, в которых Шульженко осталась верна военной теме.

Среди них – «Последний бой», написанный артистом Михаилом Ножкиным для киноэпопеи «Освобождение». Эту песню о солдате, пропахавшем по-пластунски пол-Европы и мечтающем перед последним боем о возвращении домой, к маме, Шульженко спела с огромным драматизмом и безыскусственностью, которая доступна мастеру.

После «Последнего боя» аплодисменты нарастали, как шквал, и казалось, им не будет конца!

И вот новая песня М. Фрадкина «Так повелось», затем его же «Песня о любви», знаменитые «Руки», на прощание – «Немножко о себе» и, конечно, «Синий платочек»!

Цветы не умещаются на крышке рояля. Корзины выстроились барьером у рампы. Зал рукоплещет и не хочет расставаться с певицей.

Букет тюльпанов протягивает Ольга Воронец, исполнительница русских народных песен. Она поднимает руку, и зал стихает.

– Я хочу поблагодарить Клавдию Ивановну за ее концерт, ее песни, за ни с чем не сравнимое наслаждение искусством, которое мы испытали в этот вечер. Я не могу назвать себя ученицей Клавдии Ивановны – это слишком большая честь, которая ко многому обязывает, но я счастлива, что могу учиться у нее. Готовя новую пластинку, я часто думаю: а что скажет Клавдия Ивановна, как она встретит новую работу. И позвольте сегодня сказать, Клавдия Ивановна не только мастер песни, но и замечательный товарищ, друг, советчик, добрый и взыскательный человек и актриса щедрого таланта. Место в наших сердцах она завоевала навсегда!

…В зале уже погашен свет, а Шульженко еще в театре. Очередь в ее артистическую комнату растянулась на весь закулисный коридор и два лестничных пролета. Друзья, знакомые и незнакомые еще раз благодарят певицу, просят ее автограф «на память». Протягивают ей письма, записки, фотографии. Почти каждый рассказывает что-то незабываемое, взволновавшее его, связанное с певицей.

– Это моя мама перед уходом в ополчение, – говорит молодая женщина, показывая фотоснимок. – Она рассказывала мне, как вы пели для ополченцев на мобилизационных пунктах. Вы всегда были ее любимой актрисой, и теперь так же горячо люблю я и моя дочь, которая сегодня впервые слушала вас в концерте.

Шульженко беседует с каждым, каждому находит приветливое слово, улыбку, слова благодарности…

– Нет, мое выступление в Колонном зале нужно как прошлогодний снег, – сказал я, вспомнив Ленинград. – В Москве публика вас встретит не хуже, но юбилей – не абонементный вечер с лектором в нагрузку. Что-то совсем другое. Может, для начала сыграет пианист? Ведь так бывало на ваших прежних концертах, а на этот раз к месту будет фантазия на темы ваших песен – тех, что все помнят, но в юбилей вы физически спеть их не сможете.

– Не получится, – возразила Клавдия Ивановна. – Такую фантазию писать некому. Мог бы Ашкенази, но с ним мы расстались, и думаю навсегда. Да ему и не до юбилея – надо зарабатывать, мотаться по стране, играть по три концерта в день, а тут еще репетиции со мной на него свалятся. Борю Мандруса попросить можно. Он хоть и обижен, согласится. Но… В общем, пианист отменяется.

И когда были обсуждены все песни, найдено каждой из них место в будущем концерте и программа перепечатана на машинке, Клавдия Ивановна сказала:

– Пора идти к Лапину!

Сергей Георгиевич возглавлял в то время Гостелерадио. Он назначил прием на три часа.

– Время какое-то неудобное, – заметил я.

– Напротив, – возразила Шульженко. – Наверняка он уже пообедает и будет в хорошем настроении. С мужиком, известно, на голодный желудок лучше не разговаривать.

Она надела кипенно-белую кружевную кофту и новые черные брюки из атласа.

– Но Лапин терпеть не может брюк на женщинах, – сказал я. – Он даже приказ вывесил, запрещающий появляться на работе мужчинам с бородой, а женщинам в брюках!

– Ничего, перетерпит! – бросила на ходу Клавдия Ивановна, взяв с собой большой букет белых калл – своих любимых цветов.

И в этом тоже была вся она: цветы, которыми собиралась умастить чиновника, и брюки, которые он ненавидел. Она всегда поступала так, как находила нужным, не считаясь ни с какими условностями.

Мы с Шурой, Александрой Федоровной Суслиной, ее костюмером, домашней работницей, близким ей человеком, остались ждать ее возвращения.

Клавдия Ивановна появилась минут через тридцать. Сияющая и очень довольная.

– Немедленно к столу! У меня разыгрался зверский аппетит! – объявила она с порога. И на наш немой вопрос тут же ответила: – Победа! Причем полная. Он дает не только Колонный зал, но и оркестр Силантьева. Я могу хоть с завтрашнего дня начать репетиции. «Я прикажу, чтобы вам немедленно сделали оркестровки на все песни, – сказал он, – а база оркестра в клубе фабрики «Дукат» в вашем полном распоряжении. Готовьтесь столько, сколько вам понадобится!»

– А брюки? – спросила Шура.

– Что брюки? – ответила Шульженко. – Взгляните! – Она прошлась по комнате. – Они настолько расклешены, что, по-моему, он их просто не заметил! Да и не собираюсь же я выходить в них на сцену. Завтра же пригласим Славу Зайцева и закажу ему три-четыре туалета. В соответствии с песнями. – И вдруг рассмеялась: – За работу, товарищи! Прошу к столу!

И вдруг вспомнила:

– Да, самое главное! Сергей Георгиевич согласился со мной, что концерт должен быть полнометражным. Для оркестра будет написана большая фантазия на темы моих песен, не вошедших в программу, а я смогу за это время поменять туалет! Ну, не замечательно ли?! – Она радовалась как ребенок, которому нежданно-негаданно достался желанный, но ничем не заслуженный подарок. – Нет, вы подумайте только – Колонный зал наш!

Отвлекусь немного, чтобы сбить пафос. И с этим залом, и с застольем вспомнились истории.

Однажды после концерта, когда я зашел за кулисы Колонного зала, Клавдия Ивановна давала интервью.