— А… спасибо, мисс Нонетот. Меня зовут доктор Рансибл Спун, профессор английской литературы Суиндонского университета. Думаю, вы слышали обо мне?

— Уверена, это всего лишь вопрос времени, доктор Спун. Может, присядете?

Доктор Спун поблагодарил меня и поплелся следом за мной к столу, делая стойку каждый раз, когда ему на глаза попадалась редкая книга. Мне пришлось несколько раз останавливаться и ждать, но в конце концов я отконвоировала его к креслу Безотказэна, усадила и налила ему чашечку кофе.

— Итак, чем могу помочь, доктор Спун?

— Наверное, надо вам показать, мисс Нонетот.

С минуту он рылся в портфеле. Выудил оттуда несколько еще не проверенных студенческих работ и пестрый носок. Наконец протянул мне тяжелый синий том.

— «Мартин Чезлвит», — объяснил доктор Спун, запихивая лишние бумаги в портфель и удивляясь, почему они так расползлись за то время, пока оставались вне портфеля. — Глава девять, страница сто восемьдесят семь. Там отмечено.

Я открыла заложенную автобусным билетом страницу и пробежала ее взглядом.

— Видите?

— Извините, доктор Спун. Я не читала «Чезлвита» лет с десяти, так что просветите меня.

Спун глянул на меня с подозрением — как на самозванку.

— Сегодня утром мне указал на это студент. Внизу сто восемьдесят седьмой страницы был короткий абзац, описывавший некоего любопытного персонажа, который часто посещает Тоджеров. Некто по имени мистер Кэверли. Забавный персонаж, имеет привычку говорить только о том, в чем ровно ничего не понимает. Если вы посмотрите на последние строки, то увидите, что он исчез.

Я пробежала глазами страницу, чувствуя, как во мне разрастается ужас. Имя Кэверли звенело, словно колокол, но указанный абзац исчез бесследно.

— И позже он тоже не появляется?

— Нет, офицер. Мы с моим студентом несколько раз просмотрели весь текст. Сомнений нет. Мистер Кэверли необъяснимым образом исчез из книги. Словно его и не было.

— Может, это ошибка наборщика? — спросила я, беспокоясь все сильнее.

— Напротив. Я сравнил семь различных экземпляров, и везде одно и то же. Мистера Кэверли больше нет с нами.

— Невероятно, — пробормотала я.

— Согласен.

На душе становилось все тяжелее: ниточки, тянувшиеся к Аиду, Джеку Дэррмо и рукописи «Чезлвита», начали неприятным образом связываться в единое целое.

Затрещал телефон. Звонил из морга Виктор — просил меня немедленно приехать, они нашли какое-то тело.

— А я тут при чем? — спросила я.

Пока Виктор объяснял, я смотрела на доктора Спуна, который изучал жирные пятна на своем галстуке.

— Нет-нет, напротив, — медленно произнесла я. — Учитывая то, что только что случилось, мне это вовсе не кажется странным.

Морг, старое викторианское здание, отчаянно нуждался в ремонте. Внутри было сыро, воняло формальдегидом и плесенью. Служащие выглядели больными и шаркали по закоулкам маленького здания, как похоронная команда. Сразу вспомнилась известная шуточка насчет суиндонского морга: здесь обаятельны одни лишь трупы. Великолепным подтверждением тому служил мистер Туп-н-Филей, главный патологоанатом, мрачный человек с тяжелой челюстью и кустистыми бровями. Я нашла его и Виктора в анатомичке.

Мистер Туп-н-Филей не заметил моего прихода, продолжая наговаривать заключение в свисавший с потолка микрофон. Его голос монотонно и гулко отдавался в облицованной кафелем комнате. Стенографисты под это гудение нередко засыпали на месте. Он и сам с трудом удерживался, чтобы не заснуть, когда держал речь перед ежегодным праздничным собранием судебных патологоанатомов.

— Передо мной труп мужчины. Белый, около сорока лет, волосы седые, зубы плохие. Рост примерно пять футов восемь дюймов, одет в костюм, который я описал бы как викторианский…

Кроме Босуэлла и Виктора, присутствовали еще два детектива из убойного отдела, что допрашивали нас прошлой ночью. Вид у них был угрюмый и усталый, и на литтективов они смотрели с подозрением.

— С добрым утром, Четверг, — радостно приветствовал меня Виктор. — Помнишь «студебеккер» парня, который убил Арчера?

Я кивнула.

— Ну так вот, наши коллеги из убойного отдела нашли этот труп в багажнике.

— Уже выяснили, кто это?

— Пока нет. Посмотри-ка.

Он показал поднос из нержавеющей стали, на котором лежало имущество покойного. Набор небогатый: сточенный наполовину карандаш, неоплаченный счет на крахмальные воротнички и письмо от матери, датированное 5 июня 1843 года.

— Можем мы поговорить наедине? — сказала я.

Виктор вышел со мной в коридор.

— Это мистер Кэверли.

— Кто?

Я повторила то, что рассказал мне доктор Спун. Виктор даже не удивился.

— То-то мне показалось, что он выглядит как книжный персонаж, — сказал он наконец.

— Вы хотите сказать, такое бывало и прежде?

— Вы читали «Укрощение строптивой»?

— Конечно.

— Значит, вы помните, что в прологе участвует пьяный медник, которого убедили в том, что он лорд и, собственно, для него и играют спектакль?

— Конечно, — ответила я. — Его зовут Кристофер Слай. Произносит пару реплик в конце первого акта и больше не упоминается…

Я осеклась.

— Вот именно, — сказал Виктор. — Шесть лет назад близ Уорвика нашли необразованного пьянчугу в совершенно невменяемом состоянии. Он говорил лишь на елизаветинском английском и называл себя Кристофером Слаем. Требовал выпивки и очень интересовался, чем закончилось представление. Мне удалось полчаса проговорить с ним, и я понял, что он не притворяется, а вот он так и не смог дотумкать, что находится уже не в своей пьесе.

— И где он сейчас?

— Никто не знает. Его забрали два каких-то ТИПА-агента вскоре после нашей с ним беседы. Я, конечно, пытался выяснить, что с ним случилось, но вы же сами знаете, какие параноики в Сети!

Я вспомнила, что случилось в Хэворте, когда я была маленькой девочкой.

— А как насчет обратного варианта?

Виктор бросил на меня острый взгляд:

— Что вы имеете в виду?

— Вы никогда не слышали о ком-нибудь, кто перескочил бы в противоположном направлении?

Виктор уперся глазами в пол и потер нос.

— Очень уж радикально, Четверг.

— Но вы считаете такое возможным?

— Держите идею при себе, Четверг, но — да, я начинаю думать, что это возможно. Барьер между реальностью и вымыслом куда тоньше, чем нам кажется. Это как замерзшее озеро. Сотни людей могут пройти по нему, но однажды вечером лед проломится и кто-то провалится, а наутро полынья уже замерзнет. Вы читали «Домби и сын» Диккенса?