поэтому Порецкий повез Павла в одно миленькое кафе поужинать. А то на голодный желудок у него мозги отказывались быстро работать, для встречи с Олесей-Сапожком надо быть подготовленным на все сто.

Глава десятая

Клара быстро поправлялась. Русич говорил, что природа наделила ее не только мужественными чертами лица, но и поистине богатырским здоровьем. Упасть с приличной высоты и не переломать кости было невозможно, но случай с Кларой оказался приятным исключением из правил. Конечно, ей здорово досталось – ушибы, сотрясение мозга, порезы на теле – все это было, но, главное, кости и позвоночник были целы.

Чен с Гюнтером жили у Русича уже пятый день. Каждое утро они уезжали, не докладывая куда, а хитроглазый Русич только улыбался им вслед. Клару он практически поставил на ноги и очень привязался к этой долговязой девушке. Он делал ей массаж, натирал мазями и снадобьями и поил каким-то ароматным отваром из трав. Она уже пришла в себя, много и подолгу болтала с ним, пока Чен и Гюнтер отсутствовали, но как только они появлялись, сразу менялась в лице и замолкала. Чен действовал на нее, как красная тряпка на быка. У Клары раздувались ноздри, начинали ходить желваки, и вся она становилась похожей на разъяренную фурию, готовую наброситься на врага.

На Гюнтера Клара тоже сердилась, считая его безвольным слабаком, согласившимся помогать негодяю. Гюнтер не стал посвящать ее в детали их с Ченом соглашения, согласно которому он должен был помогать ему в обмен на жизнь и здоровье Клары. Благодаря уколам, которые Верзила успел всадить ей после падения с вершины «Дырявой горы», она многое забыла и, соответственно, не могла знать всего того, что пришлось пережить Гюнтеру, пока он сидел в пещере с раненой Кларой на руках.

Чтобы не беспокоить Клару и не терзать ее расшатавшуюся нервную систему, Гюнтер не стал рассказывать ей также и о том, чем они занимаются с Ченом. А занимались они очень интересным делом…

Первый визит к пещерам Чен с Гюнтером совершили на следующий день, пока Русич приводил Клару в чувства. Хозяин придорожной закусочной, он же потомственный целитель, был рад тому, что у него поселилась целая делегация. Чен щедро заплатил за постой, Клара особых хлопот не доставляла, поэтому Русич блаженствовал. И выжидал, когда Чен поймет, что без его помощи у них с Гюнтером ничего не получится.

Но Чен упорно рассчитывал только на свои силы.

Гюнтер уже знал, что задумал Чен. Познакомился со всем, что у исследователя китайских раритетов имелось в наличии. Стоило признать, что Чен серьезно подготовился к поискам «золотой лаборатории». У него были старинные рукописные карты, фрагменты терракотовой фрески с нанесенными на ней линиями разного цвета и старые истертые тетрадные листы, исписанные довольно корявым почерком. Едва за Русичем закрывалась дверь, как Чен раскладывал все это богатство на полу и начинал объяснять Гюнтеру, как следует читать линии на терракотовом листе.

«Либо он безумец, – глядя на увлеченного собеседника, глаза которого при этом просто горели, как фонарики, думал Гюнтер, – либо великий исследователь. Ему удалось собрать воедино обрывочные сведения, чтобы получить точную картину того, что было утрачено сотни лет назад и до чего не додумались большие ученые до сих пор. Как такое возможно?»

Постепенно он и сам загорелся идеей найти «золотую лабораторию», о которой раньше совсем ничего не знал. Пробел восполнил Чен, решивший, что держать немца в неведении нет никакого смысла. Использовать его вслепую, как он первоначально планировал, явно не получалось. Пришлось ему рассказать Гюнтеру все, что он сам знал.

Во-первых, о наследии профессора Немытевского.

Чен узнал о нем от сильно запьяневшего антиквара Кацебовского, с которым он познакомился в круизе по странам Средиземноморья, в другой, забытой уже жизни. Тогда он еще и Ченом-то не был.

Круиз был на редкость однообразным, и через два-три дня пути пассажиры начали скучать. Кацебовский, большой любитель поговорить, пофилософствовать выбрал себе в жертвы молчаливого одинокого мужчину с приятными манерами и умными глазами. Оба путешествовали налегке, то есть без жен, любовниц и друзей. Каждый искал в этой поездке уединения, возможности побыть наедине с самим собой, своими мыслями и проблемами. Но, как выяснилось, после трех дней пути уединение начинает казаться кошмаром не меньшим, чем ежедневная суета сует в мегаполисе, от которой каждый из них пытался спастись в этой морской прогулке.

Поначалу их беседы носили вполне невинный характер – женщины, футбол, политика. Дальше – больше. В ход пошли рассказы о том, кто из них где путешествовал, что интересного повидал, и что еще мечтает повидать… Как правило, беседы проходили в баре или ресторане, где выбор напитков был огромен, а Кацебовский оказался большим любителем их дегустировать. В отличии от Чена, предпочитающего бокалу вина хорошую сигару.

Похоже, Кацебовский случайно обмолвился о фрагменте терракотовой фрески, доставшейся ему от деда – доктора, служившего в царской армии, после революции оказавшемся в китайской провинции в составе армии атамана Дутова. Обмолвка запала в душу Чена. Он стал активно угощать Кацебовского дорогим коньяком, после которого антиквар становился особенно красноречивым, чтобы подробнее узнать все детали поначалу показавшейся ему забавной истории с фреской. Но такой он уж был человек, что мог влюбиться в красивую историю, как в ослепительную женщину, и потом страстно желать продолжения романа.

Кацебовский рассказал все, или почти все, что узнал от деда, не утаив от своего собеседника даже таких не совсем этичных моментов, как кража записей профессора Немытевского у его друга штабс-капитана Ремизова,