поповство! – отмахнулся Михаил. – У нас наука! У нас прорыв! На десять нобелевок! И на столько же ленинских, то есть я хотел сказать…

– Вот во всём вы, Миша, работник превосходный – и усердный, и внимательный, и воображение у вас работает, как теоретику и положено, и с красными-белыми всё правильно понимаете, а того лишь никак не уразумеете, что России без веры никак, мой дорогой.

– Ну, Эн-Эм, ну вы же сами всё понимаете… – принимался спорить коротыш, и Юлька тут уже переставала слушать. «Про Бога» – это было просто страшно. Церкви она боялась. Там были какие-то жутковатые «попы», которые «торговали опиумом для народа», там толпились столь же жутковатые старухи в уродливых салопах и платках, туда не ходили пионеры и октябрята – плохое это, в общем, было место. И недаром в книжках и фильмах попы либо помогали белякам с кулаками, либо сами убивали наших – красных. И почему же такой хороший, такой добрый профессор ходит, оказывается, в эту ужасную церковь?..

…Но потом они возвращались обратно на загородную дачу, где ждал друг Игорёк, комаровский пляж, светлый песок и лёгкий прибой, в котором можно брести по колено долго-долго, а дно всё не будет понижаться. И они, спустившись лесной тропой до Приморского шоссе, перебежав его, увлечённо строили запруды на впадавшем в залив ручье или просто валялись на солнышке; чтобы потом вернуться домой и браться за дела – Юлька с каким-то удивительным даже для неё самой удовольствием помогала Марии Владимировне накрывать на стол, доставать старинные тарелки с вензелями, старое же серебро, украшенное гравированными инициалами; Николай Михайлович переодевался в «вечернее», обычно он даже дома ходил в белоснежной рубашке со строгим галстуком и запонками.

А потом Мария Владимировна садилась к фортепьяно. Играла Шопена, почему-то особенно его. Правда, в один из вечеров она сыграла совсем не классику. И вид у добрейшей Марии Владимировны был совсем не добрый.

Мотив был донельзя знакомый.

«По долинам и по взгорьям шла дивизия вперёд, чтобы с боем взять Приморье, белой армии оплот…»

Юлька сама не раз с удовольствием это пела в школьном хоре.

А тут слова оказались какими-то совершенно иными.

Из Румынии походом

Шёл Дроздовский славный полк,

Во спасение народа

Исполняя тяжкий долг.

Много он ночей бессонных

И лишений выносил,

Но героев закалённых

Путь далёкий не страшил!..

Генерал Дроздовский гордо

Шёл с полком своим вперёд.

Как герой, он верил твёрдо,

Что он Родину спасёт!

Видел он, что Русь Святая

Погибает под ярмом

И, как свечка восковая,

Угасает с каждым днём.

Припев тоже был странный, полузнакомый – про какие-то «офицерские заставы», которые «занимали города». Какие-такие «заставы», если должно быть «партизанские отряды»?

– Игорёх, про что это бабушка? – осторожно, шёпотом спросила Юлька. И тут вдруг вспомнила столкновение с дядей Серёжей у подъезда Игорева дома, когда у профессора вырвалась эта странная фраза – про Дроздовский славный полк, шедший «из Румынии походом». – Ой, я дурёха, это же… это же…

– Это марш нашего Дроздовского полка, милая, – повернулась Мария Владимировна. – Прошедшего и впрямь от Румынии до Дона. Ты, поди, в школе-то про это не учила…

Юлька замотала головой. История у них была только «Древнего мира», с развалинами Пальмиры на обложке. А до этого только «Рассказы по истории СССР», где, само собой, никаких «Дроздовских полков» не имелось. Про Олеко Дундича – да, про Котовского, про Будённого – пожалуйста, а из беляков – Колчак, Деникин да Врангель, «чёрный барон». Рассказывалось, как колчаковцы ходили в «психическую атаку» на дивизию Василия Ивановича Чапаева: «Раннее утро. В окопах залегли чапаевцы. Они насторожённо вглядываются в даль. Бьют барабаны: это белогвардейцы пошли в атаку. С винтовками наперевес, в чёрных мундирах, с царскими орденами на груди, они идут стройными рядами, как на параде, чётко отбивая шаг…»[19]

А бабушка, допев и принявшись разливать чай, стала рассказывать мерным спокойным голосом. О том, как в конце Великой войны, или Первой мировой, как её стали называть потом в СССР, разваливалась некогда могучая русская армия, поддавшись сладким посулам агитаторов, и как среди этого хаоса Генерального штаба полковник Дроздовский собрал на Румынском фронте отряд добровольцев, отправившихся в долгий поход из города Яссы на Дон, чтобы присоединиться к Добровольческой армии.

Как шли степями, сохраняя строгий порядок и дисциплину. Всего одна тысяча человек, готовых сражаться за единую и неделимую Россию. В дороге отряд разросся; в Мелитополе дроздовцев встречали как освободителей.

– Все улицы были народом забиты, – негромко говорила бабушка. – Стеной стояли. Крестили, плакали. Хлеб-соль подносили. Сколько с «дроздами» потом ни говорила – все одно и то же рассказывали. Не сговориться…

– Ах, Мурочка, ну что ты бедной девочке покоя не даёшь, – вмешался Николай Михайлович. – Сама же понимаешь, что им в нынешней школе внушают…

– Нет-нет! – вдруг вырвалось у Юльки. В конце концов, это же было так интересно! Игорь же как-то со всем этим справляется, и ничего!

Тут она, правда, вспомнила, что Игорь, обычно блестяще и подробно отвечавший на уроках истории, получая «5+» и благодарности, про революцию и Гражданскую войну – ни гугу, сидел, глядя в парту, тише воды, ниже травы.

Теперь она поняла почему.

– А… а вы, бабушка, вы с ними были? С дроздовцами?

– Нет, милая. Мы с Николаем Михайловичем раньше из Ростова ушли, с последними добровольцами. Ледяной поход – не слыхала небось?

Юлька только помотала головой.

Мария Владимировна и Николай Михайлович переглянулись.

А потом бабушка, поднявшись, подошла к Юльке, погладила по голове.

– Милая моя, хорошая… Правда – она вещь тяжкая. Когда думаешь одно, а говорить надо вслух совсем другое. У нас найдётся что тебе почитать. Только помни, что об этом – никому, никогда, ни за что! Это ты понимаешь?

Юльке стало не по себе. Об этом в школе нет-нет да и говорили, правда, шёпотом: что кто-то из старшеклассников принёс в класс нечто, под странным названием «самиздат», с какой-то ужасной клеветой, за что был вызван к директору и чуть ли не отчислен.

Но сейчас она себя пересилила. В конце концов, она же смотрела «Адъютанта его превосходительства»[20], там белые офицеры были совсем не такие страшные, как в книжках про революцию. Значит, можно про них и читать, и очень даже ничего!

– Про Ледяной поход наш после поговорим, – властно сказала бабушка. – А пока бегите, бегите!