Вот, Вадим с Наташей уже за окном маячат. Небось опять к себе звать, костёр палить, картошку печь?..

…Костёр они и впрямь палили, на соседнем участке, на краю глубокого заросшего оврага. И пекли картошку в золе; а потом ещё долго сидели на крыльце Игорьковой дачи, глядя на звёзды.

– Знаешь, я тебе завидую даже, – признался мальчишка, и Юлька невольно покраснела. – Ты эвон кто теперь! «Чувствующая»! Круто!

– Зыкинско, – согласилась Юлька. – Только… это, знаешь, всё равно что блондинка, или брюнетка, или там рыжая. Какой уж родилась. Ну и что теперь, а? Как думаешь? Что с того, что я «чувствующая»?

Игорёк долго чесал затылок.

– Дед говорил – нет, ты сама, без машины, по потокам скакать не сможешь…

– А жалко, – вздохнула Юлька.

– Ничего не жалко! – строго сказал Игорёк. – Пропала бы ни за понюшку табаку! Провалилась бы в тартарары, а как обратно выбираться – не знала бы!

Он был прав, и Юлька невольно поёжилась.

– Ба говорит – по аналогиям можно понять, как машину усовершенствовать. Её же, как ни крути, заново строить тут надо.

– А есть ещё где-то? – жадно спросила Юлька и тотчас прикусила язык. Конечно, расспрашивать про это было нельзя.

– Не знаю, – отвернулся Игорёк. – Дед и ба молчат. Но должна быть. Ты же помнишь, что твой дядя Серёжа говорил. У него и тех, кто с ним, точно есть. Наверное, и у деда и его команды тоже найдётся. Только нам про это знать не надо! Как бы не вышло чего. – И он выразительно указал глазами наверх.

Юлька смутилась. Никогда они с мамой ничего не говорили «такого», чтобы «против страны». Она, Юлька, всегда была как все. С горящими глазами смотрела «Неуловимых мстителей», хохотала, когда Савелий Крамаров уморительнейше выдавал: «А вдоль дороги мёртвые с косами стоят – и тишина!» Смеялась и над карикатурными беляками-эмигрантами, потешно лупившими друг друга в парижском кафе, выясняя, кто тут «настоящий император всероссийский», в новом, только что вышедшем фильме «Корона Российской империи, или Снова неуловимые»[21].

И вдруг ей стало стыдно.

– Игорёх, а этот Ледяной поход… Ба твои и дед там были ведь, да?

– Были, – кивнул мальчишка. – Из Ростова через степь, через снег… и пяти тысяч штыков не набралось, хотя звались «армией»… И дошли до Екатеринодара…

– Это где?

– Краснодар теперь зовётся. Красных войск разбили – тьму! Побеждали вдесятеро сильнейшего, да, именно так! – Игорь разволновался, словно это он сам ходил через ледяные просторы Кубани.

– Да ну? – не поверила Юлька.

– А как ты думаешь? – Игорёк упёр руки в боки. – Думаешь, у Антона Ивановича…

– Это кто?

– Деникин! Антон Иванович Деникин! Думаешь, у него миллионы в армии были, когда он до Орла дошёл? Нет! Красных всегда больше было! Разутый, раздетый отряд, кто в чём из Ростова вышел – так и шагали!..

Юльке стало как-то не по себе. Её всегда учили, что беляков было видимо-невидимо, Антанта им помогала, снабжала всем необходимым, были они сыты, до зубов вооружены, в красивой форме (как она видела в кино), и только потому им, белякам, сперва что-то удавалось захватить. Но потом налетали красные конники, и белые разбегались в ужасе, бросая оружие и сдаваясь в плен.

– Я должна узнать! – вырвалось у Юльки.

– Узнаешь, – посулил Игорь. – Ба расскажет. Она медсестрой прошла – сперва так, а потом как раз с дроздовцами…

Мария Владимировна, словно услыхав, высунулась на крыльцо.

– Будет вам, полуночники, – пожурила она ласково. – Спать пора!

– А… а вы мне расскажете, про Ледовый поход?! – выпалила Юлька.

– Расскажу, – бабушка враз сделалась очень серьёзной. – Всё расскажу, Юленька. Мало нас осталось, кто сам всё видел, а остальные… – Она лишь махнула рукой. – Верят всякой белиберде.

– Историю пишут победители, – с донельзя важным видом обронил Игорёк. И гордо надулся.

Юлька хихикнула.

Они вошли в дом, Мария Владимировна заперла дверь. Из кабинета появился профессор, устало потирая глаза и держа очки в свободной руке.

– Николай Михайлович! А можно спросить? – Сегодня выдался какой-то совершенно особенный день, Юлька набралась храбрости: – Про… про них.

Игоревы бабушка с дедом обменялись понимающими, хоть и несколько печальными взглядами.

– С ними всё хорошо, милая. – Бабушка обняла Юльку за плечи. – Они уже дома, в своём мире, в своём времени…

Но отчего-то Юля Марии Владимировне не поверила.

Глава 4

Петербург,

ноябрь-декабрь 1914 года – январь 1915 года

Бывшая Дворцовая, а ныне – площадь Карла Маркса была заполнена народом: солдаты в шинелях, моряки в чёрных бушлатах, над плечами блестят штыки винтовок; обыватели в тёмных пальто. Есть и «бывшие» – относительно прилично одетая публика, правда, одежда их утратила лоск, изрядно грязна, перепачкана, кое-где прожжена и порвана. Они работали – убирали сваленные в беспорядке доски разобранных лесов, грузя их на ломовые подводы.

Вершину Александрийского столпа закрывало просторное серое полотно; у подножия поднималась украшенная кумачом трибуна, заботливо прикрытая специальным козырьком от мокрого снега.

Перед трибуной толпа густела, сжималась, напирала на цепь красноармейцев, державшую открытым проезд от только что переименованной Миллионной, ныне – улицы видного борца за свободу тов. Халтурина.

Народ переговаривался вполголоса, дымил цигарками – с табаком стало плоховато, хорошие папиросы пропадали из лавок, и в ход шли самокрутки.

Под трибуной, в самом низу, стояли рядом Ирина Ивановна Шульц и комиссар Михаил Жадов – их «особый батальон» выдвинут был обеспечивать охрану вождей революции, что должны были вот-вот прибыть на большой митинг.

Правда, к самим вождям их не допускали. Непосредственно Ульянова, Троцкого и других охраняли плечистые ребята Благомира Благоева. Молчаливые, спокойные, все как один – на полголовы выше любого в толпе. Вот и сейчас – от двора Капеллы показалась вереница чёрных «руссо-балтов», конфискованных в царском гараже; первый лихо затормозил у самой трибуны, прикрывая мощным кузовом другой, подруливший непосредственно к ступеням.

Из первого выскочили пятеро молодцов Благоева, ни на кого не обращая внимания, рассыпались, держа руки под полами кожаных пальто; из второго меж тем появились все трое «вождей великой революции», как писали газеты: товарищ Ульянов, председатель только что созданного Центрального исполнительного комитета, нового правительства Советской России; товарищ Троцкий, председатель Петросовета; и, наконец, скромно державшийся чуть позади этой пары Благоев, глава чрезвычайной комиссии по борьбе с саботажем и контрреволюцией, а также по-прежнему глава Военного подкомитета Петросовета. Следом, вылезая из других машин, появлялись и остальные: Дзержинский, Зиновьев, Каменев, все, кто ещё не отбыл на Южный фронт.

Толпа встретила своих предводителей овациями. Ирина Ивановна тоже хлопала.

Товарищ Троцкий первым пролез к трибуне, взял в руки рупор.

– Товарищи! Славные бойцы великой