— Прекратить! — наконец прозвучал долгожданный окрик арамбаши, и Юрек отскочил от Бука на безопасное расстояние.

Он знал, что бойцы, оскорблённые поражением в схватке, в такие моменты не владеют собой, а значит, Бук может ослушаться своего главаря и попытается убить Юрека. Но, похоже, Бук был потрясён. Всё случилось так неожиданно и быстро, что он лишь глупо хлопал ресницами и разминал кисть правой руки, которая испытала железную хватку Юрека. Иногда бывает, что в человеке отнюдь не богатырского телосложения в моменты сильнейшего напряжения, когда он пытается сохранить свою жизнь или спасти кого-то из родных или близких, просыпается невероятная сила.

Как раз это и случилось с Кульчицким. Он опустил карабелу и почувствовал, что у него начали ноги подкашиваться. Только огромным усилием воли ему удалось держаться прямо, а не упасть на землю.

— Что ж, сразу видно — казак... — Арамбаши уничижительно посмотрел на Вука: тот поторопился спрятаться за спинами товарищей, которые восхищённо галдели — им понравился бой. — Но проверить тебя нужно. И тебя тоже, святой отец, — обратился он к бледному монаху, который ещё больше уверовал в силу молитвы; ему казалось, что именно она спасла Юрека от верной гибели. — Поэтому мы пошлём в монастырь на Привину Главу нашего гласоношу, а до его возвращения вам придётся посидеть под замком. Уж извините, — он развёл руками, — это всего лишь необходимая предосторожность.

— Понятное дело... — буркнул Юрек.

— И последнее: деньги твои — это наша добыча, которую мы поделим между всеми поровну. Таков наш закон. Но лошадь ты можешь оставить себе. Это будет справедливо.

Юрек подумал: «Кто бы сомневался; что эти сукины дети ограбят меня до нитки... Похоже, они никакие не гайдуки, не народные защитники, а просто банда лесных разбойников. Угораздило же меня попасть им в руки! Деньги забрали, да и жизнь моя висит на волоске. Надо отсюда как-то выбираться. Но как? Эх, мне бы крылья...»

Он с тоской посмотрел на небо. Близился вечер, и небесную голубизну закрыл тревожный багрянец. Лес шумел настороженно, будто предупреждал о грядущих бедах.

Алексашка был поражён до глубины души. Пребывание в богатом Амстердаме, где почти все улицы были вымощены булыжником, укрепило его в мысли, что и европейские дороги куда лучше русских. Но как же он ошибался!

За исключением отдельных участков древних римских дорог, сохранившихся чудом и имевших каменное покрытие, остальные большей частью были грунтовыми. В наиболее топких местах их мостили фашинами, жердями или россыпью гравия, но, когда шёл дождь, они превращались в грязное месиво, достающее лошадям до паха. А уж когда дождь становился затяжным, дороги становились непроходимыми для пешеходов и всадников болотами.

Иногда приходилось объезжать грязевые бездны даже по возделанным полям, за что полагалась кроме дорожной пошлины, отдельная плата. Ширина главного шляха обычно не превышала трёх маховых саженей, а просёлочные дороги местами и вовсе переходили во вьючные тропы шириной чуть больше сажени.

На дорогах существовали своеобразные правила движения: порожняя повозка пропускала гружёную, всадник — повозку, пешеход — всадника, а проезд по узкому мосту завершал тот, кто первый на него въедет. Движение по дорогам было левосторонним; как объяснил гишпанец, это было вызвано тем, что в таком случае всаднику легче обнажить оружие.

Дороги, пересекавшие частные владения, считались собственностью тех, кому принадлежала земля. Приходилось платить немалую дорожную пошлину, и Алексашка с тревогой взвешивал в руках свой кошелёк — хватит ли ему денег до Вены? Иногда доходило до смешного: дорога была грунтовой но приходилось платить дорого: как за мощёную камнем.

Купец по имени Корнелиус ван дер Гатен, к которому примкнул Алексашка со своими фурами, когда повозки обоза вытаскивали из грязи, возмущённо спрашивал у дорожного смотрителя: «Милостивый сударь, вы истребовали с меня денег как за мощёную дорогу, поэтому осмелюсь вас спросить — где она?» На что ему невозмутимо отвечали: «Его Величество, наш государь, приказать дорогу вымостить, и теперь мы собираем на это деньги».

Народ по дорогам передвигался самый разный. Чаще всего обозу встречались бродяги и мелкие торговцы. Они возили свои товары в мешках на спинах ослов или мулов (лошади были редкостью, так как стоили дорого) и продавали местным жителям всякие мелочи: сладости, пряжки, верёвки, булавки, гребни, иголки, ленты, различные лекарственные снадобья (в основном совершенно бесполезные, а то и вредные) и прочие мелочи, необходимые в хозяйстве. Крестьяне везли на худых телегах (а то и просто на возках, впрягшись в них как лошади) оброк своим феодалам, другие сельские жители ехали на рынок в близлежащий город, и окрестности оглашал гусиный гогот или блеяние овец, приготовленных на продажу; опираясь на клюку, куда-то шли странствующие монахи, осенявшие всех встречных крестным знамением, мчались гонцы на добрых конях, иногда под охраной, проезжали небольшие отряды военных... А иногда попадались навстречу и аристократы.

Господа мужского пола путешествовали верхом, а знатные дамы — в крытых повозках, нередко украшенных шелками и бархатом. У всех дворян были запасные лошади, чтобы менять по дороге, и издали их выезд напоминал купеческий обоз, только ярко расцвеченный богатыми одеяниями. Корнелиус ван дер Гатен, не раз водивший свои обозы в Вену, брюзжал: «Им и император не указ! Все дороги разбиты в хлам табунами запасных лошадей. А ведь издан специальный закон, ограничивающий число верховых и вьючных лошадей, чтобы их чрезмерное количество не нанесло ущерба тем городам, куда заезжают путешествующие дворяне».

Корнелиус ван дер Гатен, его ближайший помощник, а также Алексашка и Федерико ехали верхом. Путешествие в повозке, которая душераздирающе скрипела всеми своими частями и спотыкалась на каждой колдобине, было ещё тем испытанием, от которого начинал болеть не только кобчик, но и рёбра. Поэтому Алексашка мысленно благодарил голландского купца, который по-отечески посоветовал ему обзавестись верховыми лошадьми.

Корнелиус ван дер Гатен вообще хорошо относился к русским и намеревался в ближайшее время завести торговые дела с архангельским купечеством. А когда он узнал, что Алексашка — сын известного купца-помора Ильина, то и вовсе проникся к нему дружественными чувствами. Голландец даже денег не взял за места в обозе, предоставленные фурам Алексашке, хотя ему нужно было оплатить услуги наёмной охраны — небольшого отряда отставных конных рейтар. Ильин-младший лишь оплачивал проездную пошлину.

Все рейтары покинули государеву службу и перебивались случайными заработками. Впрочем, без работы они не сидели, да и платили им щедро. Уж больно много из-за войн развелось разбойников, и купцам, прежде чувствовавшим себя на дорогах Европы весьма вольготно, теперь приходилось заботиться не только о сохранности товаров, но о своей жизни.

Рейтары — или «чёрные всадники», как их называли из-за мрачных воронёных кирас, — были выходцами из Южной Германии. Их арсенал включал несколько тяжёлых крупнокалиберных пистолетов (от трёх до пяти штук), длина которых достигала аршина. Меч у рейтар считался запасным оружием. Рейтары были конными стрелками, притом стреляли они прямо с коня. Об их меткости Алексашка судить не мог, да и общаться они ни с кем не желали, так и ехали по сторонам обоза безмолвные и чёрные, как грачи.