все сильнее, как глубина омута, и свечи уж не достает, чтобы разбавить его… И вновь самая отчаянная моя мысль сгущалась, пропитываясь беспросветным мраком.

А когда, тихонько прикрыв за собой потайную дверцу, я спустился на последнюю ступень винно-порохового подвала, мрак и вовсе заговорил со мною человеческим языком и притом по-французски… чему я, впрочем, ничуть не удивился.

– Остановитесь, где стали, – приказал мне мрак голосом Нантийоля. – Ни шагу вперед, ни назад!

Еще раньше, чем различил я зрачки Нантийоля, увидел я грозный зрачок пистолетного дула, направленного прямо в меня.

– Мне надо было догадаться раньше, что в этой невиданной усадьбе всякая сказка – явь и всякая небылица – правда, – увидев, что я повиновался и кидаться с огнем на смерть не собираюсь, доверительно заговорил со мною Евгений, стоявший рядом с бочками, что таили невиданные же разрушения. – Еще когда увидал безумного провидца со свечою впервые. Контузия помешала тогда моему рассудку… Но вы и вообразить себе не можете, какую неоценимую услугу оказали! Ведь вы, а не я, спасли императора! Странные случаются обстоятельства. Ради спасения молодой супруги вы спасли Францию! За это я вам приношу искреннюю благодарность от ее, Франции, имени! – И Нантийоль коротко поклонился… при том что поднятый на меня пистолет даже не дрогнул в его руке.

– Не стоит благодарности, – сказал я, постаравшись вложить в свой ответ весь сарказм, который только мог выжать из сердца.

– Вот еще один пример того, что История никогда не знает своих истинных героев, – пропустив мимо ушей мою издевку, продолжал Евгений. – Но каков провидец, уму непостижимо! Три бочки устроены так, что покажутся пустыми, если выбить внизу затычки.

Евгений стал осторожно прохаживаться около бочек, продолжая держать меня на прицеле… хоть и не столь угрожающе, как несколько мгновений назад.

– А между тем, вот здесь, в верхней части, устроена закрытая ниша для трех запальных шнуров, идущих от бочек и сходящихся в один. – Евгений показал их устройство. – При этом длины шнуров так соразмерены, что, если зажечь запал, огонь разойдется, а потом добежит до всех трех бочек одновременно. Вот здесь, между бочек, стоят «мачты». Полагаю, дом построен таким образом, что стены нарочито хлипки и «мачты» несут на себе всю срединную часть дома. При взрыве она подпрыгнет, а затем провалится в тартарары! Парадная гостевая спальня прямо над нами. Каково?

– Славно, да и только! – пожал я плечами. – И что вы теперь предлагаете делать?

– Ничего! Ровным счетом ничего! – с усмешкой сказал Евгений. – Ждать, пока вся, почитай, ставка во главе с императором не снимется и не покинет дом.

– Ведь хватятся нас… – заметил я.

– Не хватятся, – решительно мотнул головою Евгений. – Разведка всегда впереди. Была – и нету, след простыл. О нас уже забыли.

Я не сомневался, что Евгений способен держать меня под дулом всю ночь.

– Теперь задуйте свечу, располагайтесь у стены поудобнее и более и не двигайтесь, – вновь холодным приказным тоном заговорил со мною Евгений. – И учтите, в темноте я превосходно вижу и тем более слышу.

И в том я тоже ничуть не сомневался.

Перед тем как задуть свечу, я невольно осмотрелся вновь. Теперь винные, а не пороховые запасы помещика привлекли мое внимание.

– Послушайте, Евгений. Старый безумец держит отличное вино… Может, возьмем по бутылочке-другой, чтобы в темноте не скучать? – по-дружески предложил я.

Евгений покачал головою:

– Нет. Запьянеем, заснем, захрапим… Выдадим себя.

Я рассердился… Но вдруг гнев мой полыхнул, как порох, безумной идеей, вполне достойной той безумной ночи! Хоть такой порох оказался во власти моей…

– Раз нельзя использовать вино по назначению, значит, нужно применить его ко взаимной пользе, – с воодушевлением изрек я.

В Евгении проснулось любопытство:

– Объяснитесь, – потребовал он, вглядываясь в меня.

– Император покинет дом… затем мы покинем дом… но останется в нем старый безумец со своей идеей-фикс, – заметил я. – Он несомненно улучит минуту, чтобы спуститься сюда с огнем. А сего я допустить не могу. Конечно, пред тем как мы закончим наш приснопамятный поединок, я обязан буду предупредить Полину Аристарховну.

– Сколько вам будет угодно, – усмехнулся Евгений.

– …но если можно как-то вскрыть пороховые бочки, то мы сей ночью сможем бесповоротно спасти дом и вашу главную ставку от взрыва, а хозяина – еще и от запасов для беспробудного пьянства, – сказал я, еще не веря, что Евгений поддержит мою затею. – У вас наверняка имеется какое-нибудь приспособление для сугубого вскрытия дверей… а я готов хоть своей саблей пожертвовать… Ежели нам удастся сделать в бочках бреши и вывалить порох, мы сможем залить его вином ко всем чертям. Тут только в ящиках вина – на целое наводнение хватит. Одна стихия против другой. Полагаю, жидкости достаточно, чтобы умалить взрыв до вполне безобидного фейерверка… А главное, мучиться скукой и взаимными подозрениями нам не придется – за общим делом ночь пролетит незаметно.

Еще пока я говорил, казалось мне, что Евгений думает, будто я просто дурачусь, предлагая ему сию забаву… Однако он сосредоточенно выслушал меня, подумал немного, потом достал откуда-то с бока своего короткий кинжал и прошелся вдоль стены, внимательно присматриваясь к бочкам.

– Поверить ушам своим не могу! – пробормотал он.

Я поймал его! Прирожденный авантюрист, он не мог отмахнуться от авантюрной затеи, она захватила его воображение!

Коротко говоря, нам пришлось попотеть. Притом попотеть плечом к плечу… Свеча, оставленная подальше в стороне, на последней ступени подвала, наблюдала за нашим безумным предприятием и удивленно покачивала огоньком.

Часу в четвертом ночи дело было по большей части сделано. Каждая из бочек носила на себе какой-то изъян, коим мы и воспользовались, проникая в ее утробу: у одной обруч поддался, плохо прибитый, у других мы нашли слабые клёпки. К тому часу мы с Евгением были насквозь пропитаны самым прекрасным амбре – смесью пороха, вина и пота.

Когда дело дошло до вынужденной передышки, целыми оставались лишь пара бутылок…

– Тише! – вдруг проговорил Евгений, замер и отстранился, подняв перст.

Над нашими головами послышался глухой шум, вскоре разросшийся до гула и грохота, что напоминал отдаленную канонаду.

– Отбывают! – с воодушевлением прошептал Евгений. – Нам никому нельзя показываться на глаза.

Евгений радовался,