не Герсилия, устремленная примирить врагов хотя бы ценою собственной жизни! На нас наступала истинно Немезида, богиня мщения! В руке, наперевес, она держала кавалерийский пистолет… И как же она была прекрасна!

Одетая в темную амазонку, придававшую ей большее изящество и стройность, Полина Аристарховна была бледна, и черты ее утончились. Виделось, будто ступает она, не моча туфель, прямо по дымке, стелющейся над сырой травою и взвихривающейся от ее поступи.

– Что же вы делаете, господа офицеры! Что же вы такое себе позволяете! – громко укорила она нас еще издали.

Голос ее остался столь же грозным, но и – надтреснутым… и вообразился мне огромный надтреснутый утес, готовый обрушиться на обжитую равнину.

Полина Аристарховна для пущего устрашения приподняла пистолет, и дуло его, будто смертельный маятник, отбивающий последние мгновения жизни, теперь качалось между нами с Евгением.

Глаза ее сверкали молниями, но губы… побледневшие губы ее, как бы судорогой сведенные, выдавали невыразимое страдание, а вовсе не гнев.

Она подошла… и будто наткнулась на невидимый барьер шагах в трех от нас. Пистолет, несомненно заряженный и готовый к делу, лег стволом на другую ее руку… и теперь она держала его, точно котенка.

– Что же выходит? Ваша дуэль, ваша вражда, кою мне тот седоусый капитан расписывал, – вовсе не сказка, не часть интриги, долженствующей обморочить неприятеля… а горькая и постыдная правда? – вопрошала Полина Аристарховна, вся содрогаясь от душевного озноба, а вовсе не от рассветного холода. – Враг был – вы выручали друг друга… и лишь затем, чтобы, когда он отойдет, друг друга проткнуть?

– Увы, Полина Аристарховна, вы прямо в яблочко попали! – все так же загадочно радуясь чему-то, ответил Евгений. – Наша вражда стара, как мир. – Он искоса глянул на меня и, могу поклясться, подмигнул лукаво. – Да вот обстоятельства всякий раз противодействуют завершить ее с честью… и притом в самую последнюю минуту.

– Вы мне сейчас говорите про честь, Евгений Георгиевич? – с тяжким упреком произнесла Полина Аристарховна (надо же, как успел представиться Евгений!). – Про так называемые «обстоятельства»? Разве не Провидение разводит вас каждый раз, вздорных дуэлянтов?

– О, по поводу Провидения – прошу покорно, к моему сопернику, – усмехнулся Евгений, указав на меня острием сабли… однако ж не подняв ее высоко.

И Полина Аристарховна обратилась ко мне. Так, видно, на Страшном Суде буду я выглядеть в собственных глазах, как в те роковые мгновения.

– А вы, Александр Васильевич… вы бились, как лев, против целых полчищ неприятеля, не щадя живота своего, чтобы спасти жизнь своему соратнику… но нет, оказалось – сопернику, коего вы сами желаете убить… И лишь обстоятельства повкуснее изыскиваете… приличный соус для блюда, не так ли?

Взор ее жег, жег мое сердце жгуче геенны огненной!

– Простите меня, Полина Аристарховна! – проворочал я пересохшим языком.

– Наконец, вы – русские воины! – с силою античного оратора произнесла она, отступив на шаг. – И в сию тяжкую для Родины пору вы продолжаете сводить ваши мелкие счеты… И я вовсе не желаю знать, что могло послужить поводом к вашей давней ссоре! Не желаю!

О, легко можно было вообразить, какой повод мог первым прийти ей на ум… вернее, на сердце! Щеки ее пошли алыми пятнами.

– У вас сам Бонапарт был в руках! А вы… вы…

Казалось, вот сейчас она и разрыдается, уже не в силах терпеть боль душевную, не то чтобы превозмочь ее.

Я тщетно искал годные слова. Но Евгений – о да, надо воздать ему должное!

– Полина Аристарховна, простите меня великодушно, – сделав страдальческую мину, громко изрек он. – Во всем виновен только я один!

Полина Аристарховна растерялась и быстро сморгнула слезы:

– Вы, Евгений?!

Она вглядывалась в него, как бы пытаясь различить вину… и не находя ее. Она не желала разочаровываться ни в ком из нас!

Облик Нантийоля вновь чудесно изменился, приняв подобающий признанию высокомерно-снисходительный, истинно французский вид.

И Евгений заговорил на родном наречии. Настал миг, когда тайное должно было открыться явным.

– Я виновен перед вами, мадемуазель Полина. Я не тот, за кого себя выдаю. Поначалу я сказал вам, что являюсь русским офицером, разведчиком, а Александр – француз, но тайный враг Бонапарта, республиканец… и я его завербовал. Однако в действительности все как раз наоборот. На самом деле Александр – истинно русский офицер безукоризненной чести и поразительного благородства. А вот я – как раз чистокровный француз, присягавший императору Наполеону Бонапарту, воин его Великой Армии. Позвольте представиться – Эжен-Рауль де Нантийоль, особого конно-егерского полка лейтенант. Коротко говоря, французский разведчик – я.

И он изящно поклонился хозяйке усадьбы.

Несколько времени длилась немая сцена. Полина Аристарховна смотрела на Евгения, будто не веря ни своим ушам, ни своим глазам.

Но вот она обратила взор на меня, словно ища поддержки и ожидая, как я разоблачу Евгения, скажу, что он шутит, вновь морочит ей голову.

– Я вынужден подтвердить слова лейтенанта Нантийоля, – со вздохом сказал я. – Но прошу вас, Полина Аристарховна, учесть при вынесении окончательного приговора, что ложь его была вынужденной. Того действительно требовали обстоятельства, кои мы можем вам изложить… но сии обстоятельства настолько необычны, что в двух словах не расскажешь, а вам будет нелегко поверить каждому из сотни слов.

– О да, история поистине небывалая и запутанная донельзя, даже нелепая! – вновь таинственно улыбаясь, поддержал меня Евгений.

– И уверяю вас, Полина Аристарховна: многих французов успел повидать я на своем коротком веку, но не встречал столь благородного представителя сей нации, как лейтенант Нантийоль, – сказал я, ничуть не кривя душою.

Полина Аристарховна посмотрела на Евгения, потом – снова на меня. Так она смотрела на нас, будто впервые нас увидала…

И вдруг новый приступ боли душевной отразился в ее чертах. И она отступила от нас еще на шаг… Вот еще шаг – и исчезнет она в дымке, как и положено богине в рассветный час, покинет двух жалких дуэлянтов!

Слезы блеснули в ее глазах.

– Я вовсе не желаю знать, кто из вас кто на самом деле! – проговорила она, уж едва сдерживая рыдания. – Я знаю только одно: вы – два героя моей судьбы, спасшие мою честь… и вы… вы оба… вы – два негодяя, разбившие мое сердце! – Она тихо ахнула, закинула