тоже время всё только начинается, наступает новое время, приходит другая эпоха, что-то совсем неизвестное, непредсказуемое, необъятное стремительно надвигается и вот-вот захватит её, закружит, унесет в неведомую даль, в края где она никогда еще не бывала.

138

Галкут праздно сидел на козлах судейской кареты и с какой-то совершенно непривычной для себя созерцательностью глядел на окна большого дома, проливающие мягкий теплый свет в быстро сгущавшееся сумерки. "Как-то оно всё будет?", устало и отрешенно думал он, почти с недоумением представляя на что же будет похожа его новая обеспеченная жизнь. Сейчас выйдет судья, они доедут до гостиницы, он получит свой мешочек золота и будет волен идти куда угодно. Не то чтобы он не мог уйти раньше, мог, но не хотел. Теперь же он чувствовал что его долг исполнен до конца, он всё сделал правильно, как надо. Мастон Лург однажды спас его и он сполна отплатил ему верной службой, в душе его был покой. Время пришло. И деньги что его ждут будут очень кстати, он уедет, купит дом и тихо доживет всё что ему осталось. Хотя в глубине души, где-то совсем уж глубоко порой мелькала мысль что возможно ему осталось еще очень много и можно попытаться завести семью. Но эта мысль тут же испуганно таяла, ибо представлялась совершенно дикой, нелепой, безумной фантазией.

Внизу, возле правого заднего колеса кареты стояли двое вооруженных мужчин в круглых шляпах и негромко беседовали. Галкут не различал о чем они говорят, да и вообще не обращал на них внимание. Уверенное ощущение что всё закончилось и закончилось хорошо уютно устроилось в его душе и уходить не собиралось. Пару раз он думал об Элен, но ни волнения, ни раскаянья не испытывал. Он так и не понял кто она такая и зачем было нужно её похищение, но убедил себя верить словам судьи, что у герцога девочке будет хорошо и о ней станут заботится как о принцессе. А если и нет, то это не его дело. Не его. И то что в его сердце раз или два проскальзывало некое едва уловимое светлое нежное чувство к этой вздорной девчонке и он готов был защищать её чуть ли не ценою своей жизни, ничего не значило. Ничего. В этом он себя тоже убедил.

Из парадных дверей вышел рослый широкоплечий помощник верховного претора. Спустился по лестнице, подошел к стражникам и что-то сказал. Те кивнули и неспешно побрели прочь.

Бока подошел к козлам и посмотрев на возницу, поманил его вниз:

— Слезай!

Галкут подчинился. Он не слишком представлял кто Бока такой, но понимал что человек это важный, по крайней мере здесь, в доме верховного претора, и перечить ему не следует. Бока быстро оглядел обезображенное побоями лицо Галкута и сказал:

— Господин инрэ сегодня уже не вернется, карета останется здесь. В твоих услугах больше не нуждаются. Пойдем, я выведу тебя на улицу.

Галкут поглядел на помощника герцога с легким удивлением, но еще не подозрением.

— Но господин инрэ сказал мне ждать его здесь, я должен отвезти его в гостиницу, — возразил он.

— В твоих услугах больше не нуждаются, — спокойно повторил Бока. — О судье позаботятся. Тебе здесь больше делать нечего. Что неясно?

Холодная волна тревоги и подозрения окатила сердце Галкута.

— Всё ясно, — медленно произнес он.

— Ну и отлично. Шагай вон туда. — Бока указал куда-то на угол дома, за которым чернела стена деревьев. — Давай живее, пока не совсем стемнело.

Галкут повернулся и пошел в указанном направлении. Но почувствовав как что-то скользнуло по спине, обернулся. Помощник герцога держал в руке его охотничий нож.

— Это тебе здесь не нужно. Отдам на улице.

Прозвучало это нелепо, но Галкут ничего не сказал и снова пошел вперед. Бока, держась за его спиной, зашагал следом.

Они дошли до конца фасада здания, прошли немного вдоль чуть блестевших глянцевыми листьями деревьев и Бока сказал:

— Налево.

Они свернули на широкую, хорошо утрамбованную тропу и дальше последовали уже под древесным пологом. Стало гораздо темнее, слева и справа от тропы иногда белели каменные скульптуры на невысоких постаментах и лавочки из светлой древесины. Мужчины шли еще несколько минут в полном молчании, углубляясь в рощу окружавшего главный дом парка.

Сердце Галкута билось всё быстрее, но в целом он ощущал себя вполне спокойно. Странная отрешенность охватила его. Он смотрел прямо перед собой и ни о чем не думал. Тяжелая рука опустилась на его левое плечо.

— Стой.

Галкут послушно замер. Он решил, что всё понял. В голове молнией пронеслось, что не будет никакого мешочка с золотом, уединенного дома на холме у озера и неспешных лет покойной, одинокой, задумчивой жизни. Всё закончится здесь и сейчас, на вечерней заре, в этом темном парке, среди стрекота жуков-крадунов и прохладного душистого аромата цветущих велей. Он очень ясно представил как сталь его собственного ножа входит ему в спину, между ребрами, и втыкается в сердце. Будет очень больно, но наверно не долго. Он подумал о своем сыне, которого убил ударом ножа. То что всегда внутри него хотело жить, потребовало чтобы он начал действовать, сражаться за свою жизнь. Но Галкут воспринял это требование весьма отстраненно, словно оно относилось ни к нему. Его ударили по ногам и поставили на колени. Затем повалили на землю, придавили коленом, задрали голову и приставили нож к шее. "Вот и всё!", вспыхнуло в его голове. Сердце бешено заколотилось, в глазах заплясали пятна и животный ужас, несмотря на любую отстраненность, буйной судорогой скрутил его тело. Его пальцы попытались вонзится в грунт тропинки.

Но рука с ножом медлила.

— Жить будешь? — Тихо спросил Бока с легкой иронией.

Галкут, тяжело дыша, с задранной головой, едва понял странный, насмешливый вопрос. Но ничего не ответил, его сознание словно уносило темным мутным потоком.

— Или нет? — Зловеще сказал Бока и немного приотпустил голову жертвы.

— Буду, — просипел Галкут.

— Ну тогда хорошенько запомни следующее, — заговорил Бока, склонившись к самому его уху. — Жить ты будешь, только если немедленно, этой же ночью, покинешь Акануран. И никогда сюда не вернешься. Никогда! Понятно?

— Понятно.

— А еще лучше, если ты уберешься вообще из Агрона. Тебе здесь больше нечего делать. Через несколько дней тебя объявят в розыск как соучастника убийства. И Палата начнет охоту на тебя, живого или мертвого. Но если тебя найдут, то только мертвого. Это ясно?

— Да.

— Только мертвого, — мрачно повторил Бока. — Потому что это и есть справедливость. Ты ведь веришь в справедливость?