— И все же опасность слишком велика, — устало, понимая, что проиграл, молвил Астен.

— Опасность? — усмехнулся Карнак. — Боги, дружище, да зачем же иначе жить на свете? Заглянуть в глаза зверю, ощутить его дыхание на своем лице — вот в чем суть. Кем мы были бы, не будь в нашей жизни опасностей? Жалкими сосудами, которые старились бы и умирали без всякого толку. Я поеду в эти горы с моими двадцатью людьми, и явлюсь в самое логово князя сатулов, и добьюсь своего. Готиры не пройдут на Сентранскую равнину, и дренаи останутся целы. Разве ради этого не стоит рискнуть?

— Стоит, — громыхнул Астен. — Я, к примеру, охотно рискнул бы собой. Но без старого Астена, крестьянского сына, дренаи проживут. Есть много способных офицеров, которые займут его место. Но кто заменит вас, когда сатулы предательски расправятся с вами и приколотят вашу голову к воротам своего дворца?

Карнак помолчал.

— Если я все-таки умру, — сказал он наконец, — победу одержишь ты, Астен. Ты у нас вояка хоть куда, и люди это знают.

— Вот что я скажу вам, Карнак. Если Гален по какой-либо причине вернется без вас, я перережу ему глотку.

— Так и сделай, — хмыкнул Карнак и повторил уже серьезно: — Так и сделай, дружище.

Черно-серые стервятники с раздутыми животами скакали по равнине. Некоторые еще трудились над трупами, валявшимися около порушенных юрт. Вороны шмыгали между крупными птицами, отщипывая куски мяса. Дым лениво струился вверх от горящих шатров, сливаясь в сплошную серую пелену.

Ангел направил коня к месту побоища. Стервятники, что были поближе, вразвалку отошли прочь, остальные не обратили на всадников никакого внимания.

— Это племя Зеленой Обезьяны, — сказал Белаш. — Не Волки. — Он соскочил с седла и стал осматривать трупы.

Ангел не стал спешиваться. Слева от него лежала кучка тел, расположенных по кругу, — женщины и дети внутри, мужчины снаружи. Последние воины погибли, защищая свои семьи. Одна женщина прикрыла телом свое дитя, но копье, вошедшее ей в спину, пронзило и ее, и ребенка.

— Здесь больше сотни убитых, — сказал Сента. Ангел кивнул. Справа лежали тела пяти младенцев, которым разбили головы. На тележном колесе рядом запеклась кровь, и было слишком очевидно, как их убили.

— Около тысячи солдат, — сказал Ангелу Белаш. — Они едут в горы.

— Что за бессмысленная бойня? — прошептал Ангел.

— Отчего же? Они ведь не только зло творят.

Ангел ощутил острый укол стыда, услышав собственные слова, но промолчал и въехал галопом обратно на холм, где ждала Мириэль.

Лицо у нее было пепельного цвета, и она так вцепилась в луку седла, что костяшки пальцев побелели.

— Я чувствую их боль, — сказала она. — Чувствую, как свою, Ангел. Не могу от нее отгородиться.

— Ну так и не пытайся, — сказал он. Она испустила прерывистый вздох, и огромные слезы покатились у нее по щекам. Ангел спешился, снял ее с седла и прижал к себе. Тело ее сотрясалось от рыданий.

— Это все в земле, — прошептала она. — Память впитывается вместе с кровью. Земля знает. Он гладил ее по спине, по волосам.

— Это не первая кровь, которая пролилась в нее, Мириэль. А они больше не страдают. Ее горе сменилось гневом.

— Что за люди могли сотворить такое? — вскричала она.

Ангел не знал, что ответить. Одно дело — убить человека в бою, другое — взять ребенка за ножки и… Он содрогнулся. Это превышало всякое понимание.

Остальные подъехали к ним. Мириэль вытерла слезы и повернулась к Белашу:

— Солдаты преграждают нам дорогу к горам. Это твоя земля. Что ты посоветуешь?

— Есть тропы, которых они не знают. Я проведу вас, если вы еще не раздумали ехать дальше.

— С какой стати мы должны раздумать?

— Там, куда мы едем, времени для слез не будет, женщина. Только мечи и отважные сердца.

Ответив ему холодной улыбкой, она села на коня.

— Веди, Белаш. Мы следуем за тобой.

— Зачем вам это? — спросила Шиа. — Мы не вашего племени, а старый Попробуй-убей ненавидит всех надиров. Скажи — почему?

— Потому что меня попросил об этом Кеса-хан, — сказала Мириэль.

— Это я понимаю, — помолчав, сказала надирка. — Ну а вы? — повернулась она к Сенте и Ангелу.

Сента с усмешкой обнажил меч.

— Вот этот клинок мастер выковал мне в подарок. Никто еще не превосходил меня в поединке, и я горжусь этим. Однако я не стал расспрашивать мастера о качестве стали и о том, хорошо ли он постарался. Я просто принял его дар и сказал “спасибо”. Понимаешь?

— Нет, — ответила он. — При чем тут твоя история?

— Все равно, что учить рыбу арифметике, — покачал головой Сента.

Ангел перегнулся к надирке с седла.

— Вот что, девушка. Мы с ним — лучшие бойцы из всех, кого ты знаешь, но причины, побуждающие нас ехать с тобой, тебя не касаются.

— Что ж, это верно, — без всякой обиды согласилась она.

Сента громко засмеялся.

— Тебе бы дипломатом быть, Ангел. Гладиатор только проворчал что-то в ответ. Белаш повел их на восток, к далеким горам. Мириэль и Шиа ехали за ним, Сента и Ангел замыкали. Над горами собрались темные тучи, молния прорезала небо, и грянул гром.

— Горы гневаются, — сказал Белаш Мириэль.

— Я тоже, — ответила она.

Восточный ветер с воем нес полотнища дождя по голой степи, и скоро всадники промокли насквозь.

Несколько часов они ехали так, и вот над ними нависли Лунные горы. Дождь утих, и Белаш свернул к югу, оглядывая кручи впереди и степь на севере. Солдат они по дороге не видели, но теперь, когда тучи рассеялись, стал заметен дым множества костров, сливавшийся с серым небом.

— Здесь начинается тайная тропа, — сказал Белаш, указывая на гору.

— Где? — Ангел не видел никакого намека на тропу в черном базальте. Белаш въехал на осыпь — и вдруг исчез. — Ядра Шемака! — заморгал Ангел.

Мириэль направила своего коня вверх, остальные последовали за ней. Трещина в скале около четырех футов шириной, почти невидимая снизу, вела в блестящий черный туннель. Мириэль въехала туда, Ангел за ней. Между ногой всадника и стенкой едва проходил палец, а порой ноги приходилось задирать на седло, чтобы дать лошади пройти. В этом тесном пространстве у Ангела участилось сердцебиение. Наверху громоздились каменные глыбы, грозящие того и гляди обрушиться.

— Если на эти каменюки сядет бабочка, они тут же рухнут, — промолвил Сента.

Его голос породил в трещине гулкое эхо. Сверху донесся тихий гул, и облачко черной пыли слетело на скальный пол.