но когда прямо перед его жилищем разверзся портал в Лимб, бог даже бровью не повел. Лишь поудобнее перехватил чудовищных размеров гаечный ключ.

По просьбе Всеотца Хеймдаль отправился с ними в Лимб и взошел там на Хлидскъяльв, местоположение которого было известно только ему одному. Древний Трон владыки севера рухнул тысячу лет назад и провалился в Лимб, ибо материя Ра была не в состоянии выдержать его низвергнутой мощи. Трон (в действительности он представлял собой полый ониксовый куб, внутрь которого вело узкое отверстие) потерял большую часть свои чар после того, как армию эйнхериев Одина разбило ангельское воинство. Но когда Хеймдаль взошел на Трон, Хлидскъяльв пробудился, отдав последние крупицы своей силы. Карн ощутил вибрацию, пронизавшую Лимб до основания, от Трона раскатились волны ледяного ветра, подувшего, как показалось парню, прямо из межзвездного вакуума.

Находясь на Троне, Хеймдаль смог активировать Гьяллархорн, который в мифах поэтично называли золотым рогом и посредством которого страж богов созывал на битву воинов в былые времена. На самом же деле это был аварийный закодированный сигнал на сверхнизких частотах, который надлежало включить когда «пиздец придет коту Ваське» (в этом моменте Хеймдаль без тени улыбки процитировал слова Одина). Почему его не включили при вторжении Иных, оставалось тайной за семью печатями. Может, не успели. А может – поздно было, когда спохватились.

Хеймдаль запустил сигнал и указал местом сбора митреум. На резонный вопрос Карна он ответил, что Ангелы не пользуются этими частотами и не могут их отслеживать. Однако широкоплечий воин всерьез сомневался, что кто-то еще способен откликнуться на его зов. Зато Один был уверен, что кое-кто все же придет. Эрра деликатно отмалчивался, а Тот боялся сглазить. Но никто из них и представить не мог, что к вечеру третьего дня митреум будет напоминать Киевский вокзал в час пик…

Карн сидел на краю чаши фонтана и наблюдал за разномастной толпой, которая постоянно претерпевала самые фантастические изменения. Вот Бахус спорит с Браги о том, что есть истинная поэзия. Оба пьяны в стельку и на вопрос, как эти два веселых парня до сих пор живы, остается только разводить руками. Как говорится, пьяному и море по колено!

А справа полуобнаженный Аполлон, бог солнечного света из Древней Греции, клеится к кроткой Ладе, поигрывая рельефными грудными мышцами. На помощь славянской богине весны приходит суровая брюнетка с четвертым размером и глазами из чистого льда. Это Мара, богиня ночи, она только что левым хуком вырубила Сильвана, короля сатиров, который по великой глупости рискнул хлопнуть ее по упругой попке.

Слева майянский бог Кукулькан шелестит перьями своих просторных одежд, вспоминая, как его темный брат, Тескатлипока, погиб под ударами неведомого оружия Иных Богов и как остальные в страхе кинулись прочь, надеясь сохранить свое драгоценное бытие.

– Немногие из коренных богов Мезоамерики выжили в тот кровавый час, – говорит Кукулькан и маска хищной птицы, сдвинутая с лица на лоб, кивает в такт его размеренной речи. – Нас было мало, поэтому нас оставили напоследок. Я жестоко ошибался, когда не пришел на помощь Отцу Всех, и за свою ошибку поплатился теми, кого любил. Больше я не подведу, никого.

Рядом сидит хмурый Пазузу, он молчаливо соглашается со своим собеседником, принимая огромный косяк из рук черного, как безлунная ночь, Папы Легбы. Что ни говори, африканские боги всегда знали толк в «правильных травах»! Вот и теперь ассирийский демон ветра и перемен застыл истуканом, зрачки его расширились и превратились в два матовых агата. Легба смотрит на него в упор и улыбается своей зловещей улыбкой, обнажая белые клыки, которые уже много веков не пробовали человеческой крови. О да, после прихода Иных Богов Легба стал гуманистом, он более не приемлет человеческие жертвоприношения ради призрачной власти! Такой вот божественный веган…

В дальнем углу сидит тот, кто с удовольствием оспорил бы позицию Папы Легбы. Он одет в просторный черный балахон, из-под которого торчат только обнаженные ступни цвета алебастра. Капюшон балахона надвинут на лицо, глаза цвета артериальной крови прикрыты. Это Ахриман, зороастрийский бог тьмы. Он, как и Кукулькан, потерял брата в самом начале войны. Ахура-Мазда пытался договориться с Иными Богами, а в следующее мгновение его разорвал на куски луч слепящего света. Ахриман убежден, что это произошло потому, что адепты Ормузда недостаточно верили в своего бога. Он многие годы истреблял их, ненависть к смертным готова была толкнуть его на союз с Иными, тем более, что они сами предлагали ему это. Однако темный бог не посмел отказаться от своего мира, от своих старых любимых врагов, с которыми он эонами неспешно раскачивал люльку человеческой цивилизации то в одну, то в другую сторону.

– Я до сих пор не понимаю, отчего Гор так поступил, – донеслось откуда-то из-за спины. Карн обернулся. Это была грациозная, но сейчас – такая печальная Бастет. – Не думала, что он способен на такое. Бедный Золотой Сокол!

– Не позволяй тоске затмить твой взор, – отвечает ей Мамарган, австралийский бог грома. – Моя супруга, Вириупранили, тоже перешла на их сторону. Многие из нас тогда были преданы!

– А другие лишь убедились в жестокой природе своих врагов, – мрачно заметил Луг, бог древних ирландцев. Он был одет в рваные джинсы и видавшую виды косуху. Ярко-зеленые глаза подернулись дымчатой пеленой воспоминаний.

– Ты о Морриган? – спросил высокий жилистый мужчина с длинными белыми волосами и короткой бородой. На нем была ярко-красная рубаха с рукавами, закатанными до локтей. Его очень любил Локи, потому что это был Семаргл, славянский бог огня. – Суку надо было порешить, пока был шанс! Многих бы удалось спасти…

– Не кипятись, брат, – на могучее плечо Семаргла легла рука Фрейра, скандинавского бога справедливости. Фрейр был ниже славянина почти на голову, едва ли уступал ему в ширине плеч. – У нас еще будет шанс отплатить им за все.

– Да при чем тут Иные? – вскинулся козлоногий сатир, который просто пробегал мимо и случайно услышал обрывок разговора. – Если б наше мудачье…

– Что ваше мудачье? – грубо перебил сатира низкорослый цверг (стало быть – гном). – Или ты думаешь, что дюжина предателей решила нашу судьбу?

– Разумеется, нет, но это подорвало нашу мораль, – ответил за сатира облаченный в черно-синюю хламиду гаруспик. Этот древнеримский некромант умер больше двух тысяч лет назад, но силой своих знаний сумел удержаться в Ра. Порой от него пованивало, когда он забывал поставить на свои