Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я знал, что такое долг и честь. Я умел драться и убивать, но не любить. Как король Богов, мой отец любил своих подданных, и я был свидетелем его бесконечной любви к моей матери. Его любовь выстояла перед всеми препятствиями, и даже пережила ее смерть. Логан и Неверра были вместе на протяжении веков. Они никогда не уставали друг от друга и никогда не искали кого-то вне своих отношений. Они были настоящими родственными душами, если такие вообще существуют, и я им завидовал.
Я никогда ни к кому так не относился. Я спал со многими, но никого не любил. Даже Имоджин, хотя она так об этом мечтала. Винсент был прав: я стал холодным – или, возможно, я всегда таким был. Зекиэль погиб, и я не горевал по нему. Я не пролил ни одной слезы, несмотря на то, что он часть Лиги, Зекиэль был со мной с самого начала и принадлежал к тем немногим избранным, которых я называл друзьями.
Винсент называл Дианну монстром, но я знал, что этот титул принадлежит и мне тоже.
Неверра откашлялась, когда машина повернула, проезжая по горному спуску. Я осознал, что за все это время не проронил ни слова.
– Не вини его. Они скучали по тебе. Даже Винсент, хоть он и ведет себя как полный придурок. – Она хихикнула, прежде чем улыбнуться. – Я тоже по тебе скучала.
Я глубоко вздохнул, вытягивая уставшие ноги.
– Все только это и говорят.
– Что ж, приятно слышать такое от друзей.
Я не ответил, только кивнул.
– Послушай, я не знаю, что произошло, когда пал Раширим, но знаю, что ты потерял больше, чем мы. И мне искренне жаль. Ты много сделал для нас, Лиам. Создав Лигу, ты подарил нам жизнь, которой мы можем гордиться. Ты спас столько людей во время войны и дал нам все необходимое для восстановления Онуны, прежде чем уйти. Мы помним о том, что ты сделал, и о жертвах, на которые тебе пришлось пойти.
Я смотрел в окно, наблюдая за петляющей дорогой, заснеженными горными вершинами и деревьями.
– Ты очень добра, Неверра. Несмотря на все испытания, тебе всегда удавалось сохранить это качество.
– С этим мне повезло. Так я и охмурила Логана.
Я посмотрел на нее, пытаясь изобразить хоть какую-то эмоцию.
– Разве это не я вас свел?
Она игриво улыбнулась, толкнув меня ногой. Высокий хвост на ее голове слегка покачнулся.
– Ничего подобного. Хотя, возможно, ты и прав. Я скучаю по тем дням на Рашириме. Все наши праздники и посиделки, на которых мы болтали чепуху о богах. Они всегда были такими обеспокоенными, а мы не воспринимали это всерьез.
Ее глаза остекленели, и она разгладила складку на рукаве своего боевого костюма.
– Я скучаю по Кэмерону, хотя временами он страшно меня бесил, скучаю по тому, как Ксавье вечно его поправлял. Я скучаю по спорам с Имоджин и по сумасшедшим танцам, когда она оборачивалась вокруг тебя, как голодная змея.
– Ты ведь можешь их навестить.
Она пожала плечами.
– Знаю. Логан иногда с ними видится, а я не могу. Все изменилось после войны Богов. Боюсь, если я увижу их снова, то осознаю, что все счастливые моменты – просто часть прошлого. Теперь все совсем по-другому.
– Так и есть.
Между нами снова повисла тишина. Мы подъехали к концу горного хребта, и дорога постепенно расширялась. В поле зрения появились дома, магазины и смертные, идущие по своим делам. Затем мы свернули на шоссе.
– Она почти сбежала.
Неверра подпрыгнула, не ожидая, что я нарушу молчание.
– Что?
– Если бы я опоздал хотя бы на секунду, я бы ее не догнал. Я недостоин быть чьим-либо лидером, Неверра.
Ее взгляд смягчился.
– Лиам…
– Мы прыгнули выше головы. И тьма, и огонь подчиняются ее воле, что делает ее чрезвычайно опасной – даже смертельной. Хуже всего то, что она, кажется, еще не полностью раскрыла свой потенциал. Цепи с трудом ее сдерживают. Ты была тому свидетельницей. Она отказалась сказать мне, кто был с ней или кто ее создал, даже под пытками. Интуиция подсказывает мне, что мы видим только вершину этого айсберга.
Она кивнула и задумчиво произнесла:
– Мы проверили биографические данные, но на имя Дианны Мартинес нет никакой информации. Ни записей, ни документов, ничего. С точки зрения закона ее просто не существует. Вероятно, это означает, что ее покрывает кто-то очень властный.
– А реликвия, которую они ищут?
Она потянулась, почесав бровь.
– Они забрали папки, несколько свитков и древних книг, но в них нет ничего важного. Это тексты, описывающие историю Раширима, ничего больше.
Я наклонился вперед, глядя перед собой.
– Вы все должны осознать, насколько серьезна эта ситуация. Сейчас мы имеем дело не с обычными Иг’Моррутенами, и мы к этому не готовы. Это не твари из легенд. Если они могут перемещаться по своей воле, как она, значит, они эволюционировали, и у нас большие проблемы. Они убили одного из Лиги, сознательно и добровольно напали на наших людей, а значит, мы движемся к новой войне.
Она сглотнула, на ее лице отразился страх.
– Как ты поступишь, если она не захочет говорить? Используешь клинок Забвения?
* * *Забвение было еще одной темой, которую мы редко обсуждали. Я рассеянно коснулся серебряного кольца с черным контуром, надетого на мой безымянный палец. Это было оружие, которое я создал, взойдя на трон. Только Лига и мой отец знали о нем и до последнего держали это в секрете от других богов. Это был обсидиановый клинок из самых темных глубин наших легенд.
Я создал его из ненависти, опустошения и горя – эмоций, которые бог никогда не должен испытывать. Клинок делал то, что не могло сделать ни одно другое оружие или живое существо: он приносил необратимую смерть без загробной жизни. Способность создавать и владеть таким оружием делала меня непобедимо опасным и заставляла трепетать других богов. На этом строилась моя репутация – в других королевствах мое имя произносили шепотом, содрогаясь от ужаса. Создание клинка было одним из моих самых больших сожалений, но я знал, что готов взять на себя это бремя, если дело дойдет до спасения мира.
– Если понадобится.
16. Дианна
Первым, что я услышала после пробуждения, был треск огня. Затем по всему моему телу разлилось обжигающее тепло – я почувствовала, как горячая жидкость обволакивает мое горло. Это было невероятно приятно, но жидкость полилась слишком быстро, и я вскочила, пытаясь откашляться. Мой бок пронзила острая боль, и я тут же пожалела о таком резком движении. Распахнув глаза, я