Александр решил сказать то, что до сих пор скрывал от них. Собрав военачальников всей армии, он объявил им:

— Я иду дальше, пока не настигну Дария. А когда настигну Дария, пойду еще дальше — до конца Ойкумены. Воины, решайте сами. Кто хочет вернуться домой — возвращайтесь. Кто хочет остаться со мной — пусть остается.

Среди союзных войск агриан и фессалийцев, которых уже утомил этот неслыханно тяжелый поход, прошел ропот:

— Идти дальше — куда?.. Это безумие!.. Мы погибнем!..

Но молодые македонские воины, не так давно присланные Антипатром как пополнение, закричали, что они не оставят царя и пойдут дальше вместе с ним к новым победам и завоеваниям. Они хотели славы, хотели добычи, золота, богатств.

Александр простился со своими союзниками, верными стрелками агрианами, и отпустил отважную фессалийскую конницу. Он щедро наградил их и приказал одному из своих полководцев, Эпокилу, проводить их к морю с конной охраной и позаботиться об их переправе. Царь молча смотрел вслед уходившим. Много пройдено вместе, много пережито вместе…

Александр жил во дворце. Роскошь, окружавшая его, все сильнее, все коварнее брала в плен огрубевшего в походах Македонянина. Он, подражая персидским царям, стал принимать своих полководцев, сидя на троне. К нему приходили персидские вельможи, которых уже немало было среди его этеров. Они кланялись Александру, касаясь лбом пола. Он видел, что македонские полководцы переглядывались, пожимая плечами.

«Все вижу, все понимаю, — думал Александр. — Но — привыкайте, привыкайте. Царь великой державы обязан принимать эти почести».

В один из этих дней в Экбатанах, исполненных незаметных, но ощутимых перемен, сын царя Оха — Артаксеркса Бисфан, обращаясь к Александру, назвал его полным титулом персидских царей:

— Великий царь, царь царей, царь всех стран, всей земли!..

Среди царских этеров прошел вздох изумления. Александр внимательно посмотрел на Бисфана:

— Почему ты называешь меня так?

— Это титул царей Персии, царь. Дарий Первый, которого мы называем великим, приказал вырезать этот титул на камне Желтой скалы… Эта скала недалеко от Экбатан, ты можешь ее увидеть. Все цари Персии носили этот титул. Позволь нам и тебя называть так же!

Александр, окинув быстрым взглядом своих македонян, ответил:

— Позволяю!

Этеры молчали. Александр чувствовал, как недоброжелательно они отнеслись к этому; он видел, как они нахмурились, какие кривые улыбки появились на их лицах. Царь, который делил с ними все невзгоды войны, который шагал вместе с ними по всем трудным дорогам, теперь отгораживается от них унизительными для эллинов обычаями персов, он скоро и македонян заставит кланяться ему в ноги!

Птолемей, сын Лага, храбрый военачальник царя, отошел прочь с потемневшими глазами.

— Александр — царь Македонии, — проворчал он, негодуя. — Он царь македонский, и он не должен быть фараоном или азиатским царем царей. Если я напишу домой о «великом царе царей», там люди будут смеяться. И у них будет повод смеяться. Ни один из царей Македонии не возносил себя так высоко над своими македонянами!

Александр не слышал этих слов, но ему их передали. Он промолчал, однако титула не отменил.

«Привыкайте! Потому что я не только царь Македонии, но и царь многих народов, которым титулы царя необходимы».

Весна уже бродила в долинах Мидии. На горах таял снег. Царь приказал войску готовиться к походу и вызвал к себе Пармениона.

— Парменион, ты останешься здесь, в Экбатанах, и сохранишь наши сокровища. Сюда же ты перевезешь все, что лежит в Сузах. А потом придешь через землю кадусиев в Гирканию. Там ты будешь ждать меня.

Парменион выпрямился.

— Ты считаешь, царь, что я больше не гожусь для военной службы?

«Да, ты больше не годишься для военной службы, — подумал Александр, — ты упрям и недальновиден. Ты плохо сражался под Гавгамелами. Ты не понимаешь моих замыслов, и ты противишься им. Ты мешаешь мне».

Но ответил ласково:

— Не поэтому я оставляю тебя в Экбатанах, Парменион, а потому, что никому другому не могу доверить сокровищ. Казначеем же даю тебе Гарпала. Ему ты и передашь сокровищницу.

— Гарпала? — Выцветшие, с красными веками глаза Пармениона негодующе заблестели. — Ты забыл, царь, как твой друг Гарпал сбежал с деньгами под Иссом! И опять его — казначеем?

У Гарпала было слабое здоровье, он не мог участвовать в боях. Да, под Иссом Гарпал сбежал с деньгами. Но как он сожалел об этом потом, как раскаивался. Не гнать же теперь своего друга из войска, не лишать же его почестей, которые даны его остальным друзьям!

И Александр сурово ответил Пармениону:

— Доверие — это лучшее средство исправить человека и дать ему возможность заслужить наше уважение.

Парменион сжал губы так, что они сморщились, поклонился и ушел. Это очень почетно — хранить царское золото в Экбатанах, но это же отставка, это устранение из армии!

Да, это так. Но Парменион не привык спорить. Он знал — приказ царя надо выполнять. На душе было тяжело. Однако старый полководец никому не пожаловался, взял сильный отряд и уехал в Сузы за сокровищами.

— Теперь — за Дарием!

Царь с отрядом наемных всадников, которыми командовал его друг Эригий, этеров и лучников, помчался к Каспийским Воротам, куда ушел от него Дарий Кодоман.

Александр не щадил ни себя, ни своего отряда. Еле отдохнув, еле накормив лошадей, он уже снова садился на коня. День за днем грохот копыт, день за днем на пропотевшей попоне скачущей лошади, почти без сна… В дороге отряд его понемногу уменьшался: молодые этеры, еще не столь закаленные в походах, не выдерживали и отставали один за другим.

Александр менял лошадей и мчался вперед и вперед, одержимый стремлением настигнуть Дария. На горизонте уже вставали одетые лиловой дымкой горы, загородившие собой Каспийское море. С каждым днем их утесы поднимались все выше. И вот уже кончились луга с мягкой и сочной травой, под копытами глухо загремели камни. Начались сухие, безводные долины, окруженные пылающим зноем обнаженных скал. Стало трудно. Темнело в глазах от жары и от жажды. Александр терпел. Терпели воины. У измученных лошадей сбивался шаг. Пехота растянулась длинной вереницей…

На одиннадцатый день беспамятной, безоглядной скачки отряд Александра ворвался в город Раги[39], лежащий в горах. Сам измученный, осунувшийся царь оглянулся на своих всадников. Запыленные, с запекшимися губами, с помутившимся взглядом… Измученные кони, с глазами, налитыми кровью… За одиннадцать дней они проскакали три тысячи триста стадий.

Когда-то здесь было землетрясение и земля «разорвалась» — осталась большая трещина. Поэтому и город так назван — Раги, от слова «разорвать». Разорвались и горы над Каспием, образовав проход — Каспийские Ворота.