– Что это было? – с тревогой спросила Сара.

– Волк? – сказал Арент.

– На галеоне?

– У вас кинжал с собой? – спросил Арент.

Сара одернула юбки:

– Моя портниха ненавидит карманы.

– Возвращайтесь наверх.

– А вы куда?

– Посмотрю, откуда идет звук.

Арент направился к ящикам. Среди всей этой темноты и дерева луч фонаря казался совсем слабым.

Сара повернулась к трапу. Ее учили покорности. Всю жизнь указывали, что делать, и она повиновалась. Таково было ее положение, и все-таки ей казалось неправильным, что Арент ушел один.

Она будто бросала его на произвол судьбы.

Сара шагнула вперед. Вода в трюме доходила до щиколоток, плескалась от движений корабля и уже намочила край подола.

– Арент! – позвала Сара. – Подождите.

– Возвращайтесь! – прошипел он.

– Я иду к вам, – упрямо отрезала она.

Матросам приходилось передвигаться по трюму между рядами составленных как попало ящиков. Прямых и свободных путей не было. Проходы то сужались, то расширялись. Оставалось ориентироваться по запаху и то чихать от табака, то кашлять от перца.

В свете фонаря Сара видела впереди могучую спину и опущенные плечи Арента.

Ее чуть не покинуло самообладание.

Она полностью в его власти и не сможет дать ему отпор. Если она ошиблась, а Зандер Керш прав, она сдалась на милость Старого Тома, не сказав никому, куда пошла, – поступила безрассудно и безответственно, презрев все те качества, которые муж отчаялся в ней увидеть.

– Держитесь рядом, – велел Арент.

Как она могла быть настолько глупа? Она не знала этого человека. Не знала его душу. По одному происшествию в порту сделала вывод, что он добр. И подвергла себя опасности.

Сара стиснула зубы и, рассердившись на себя, постаралась поставить таким мыслям железный заслон.

Это не ее страх, она заразилась им от Зандера Керша.

Она знала Арента. И его душу. Он бросился на помощь умирающему, когда все вокруг стояли разинув рты. Он с удовольствием играл на виоле. Он дал ей кинжал, когда вновь объявился прокаженный. Он верно служил Пипсу, а когда говорил с ней, в его глазах пылал огонь. А теперь он неутомимо занимался поисками ответов. Если Арент Хейс – демон, тогда он настолько вжился в роль хорошего человека, что неожиданно для себя стал таким.

– Арент, у вас есть шрам с меткой Старого Тома?

Он вздрогнул, будто его ударили. Рука с фонарем дрогнула.

– Да. – Арент повернулся к ней. – Он появился после исчезновения моего отца, но как, я не могу объяснить. Потому что сам не знаю.

– Вы как-то связаны с нашим врагом, – укоризненно сказала она. – Почему вы скрыли от меня этот факт?

– Не знал, как вам признаться. – Арент поглядел на запястье. – Еще в детстве мой дед велел мне хранить эту тайну, и я послушался. Мне нелегко об этом говорить, даже с вами.

По трюму вновь прокатилось глухое рычание. Арент и Сара замерли.

– Боже, хотела бы я быть такой же большой, как вы, – сказала Сара, у которой в ушах гулко стучала кровь.

– Я почти всегда становлюсь мишенью. – Арент возобновил шаг навстречу опасности, фонарь в его руке покачивался. – Поверьте, нет ничего хорошего в том, чтобы выделяться на поле боя. Все вражеские лучники метят в тебя.

– Скучаете?

– По тому, чтобы быть мишенью?

– По войне.

Арент покачал головой, внимательно вглядываясь в темноту:

– Никто не скучает по войне, Сара. Это все равно что скучать по побоям.

– Но как же слава, доблесть? Ваш подвиг во время осады Бреды…

– По большей части ложь, – почти рассерженно проговорил Арент. – Войну славят только поэты, чтобы власть имущие не чувствовали себя виноватыми в резне, устроенной на их деньги. А простому солдату суждено погибнуть на чужбине за короля, который не дал бы ему и крошки со своего стола.

– Тогда зачем вы пошли в солдаты?

– Нужна была работа, – ответил Арент. – Я ушел из дома, не представляя, чем заняться, потом случилось одно, другое – и вот я уже по уши в грязи и крови. Я нанимался клерком, но дед меня каждый раз находил, вот я и стал искать такое занятие, где его имя не имело бы значения. Но что я знал о мире, в который попал? Никогда прежде мне не приходилось ни мерзнуть по-настоящему, ни голодать, ни добывать себе пропитание. Я пошел на работу к первому, кто пообещал заплатить, и стал ловцом воров.

Они зашли глубоко в трюм. Саре становилось все труднее идти из-за намокшего подола.

– И каково было ловить воров? В ваших записках нет ничего о том, как вы жили до встречи с Сэмми.

– В основном улаживал мелкие ссоры. – Голос Арента потеплел. – Первым заданием было пойти в таверну и заставить сапожника жениться на женщине, которую он обрюхатил. Я целый час его уговаривал, а потом понял, что мне велели просто притащить его силком к пастору.

– А как вы попали на службу к Пипсу?

– Это долгая история.

– Нам долго идти.

Арент рассмеялся, признавая свое поражение. Сара удивилась, что он в таких обстоятельствах еще может смеяться. Опасность действовала на них совершенно по-разному. Она пыталась отвлечься разговорами, зная, что стоит ей замолчать, и она в ужасе побежит обратно.

Рука Арента, напротив, была тверда. Как и голос. Глядя на него со стороны, можно было подумать, что он совершает увеселительную прогулку.

– Я уже год ловил воров, и как-то раз меня отправили выбить долг из англичанина по имени Патрик Хейс, – сказал Арент. – Он напал на меня, и я его убил. Нечаянно… – Он посмотрел на свои ручищи, покрытые шрамами. – Если я прихожу в ярость, то не осознаю своей силы.

– Поэтому вы всегда столь терпеливы?

– Видели бы вы, как я пытался сыграть на виоле «Балладу о Сэмюэле Пипсе». У барда, который ее сложил, наверное, было четыре руки.

– Почему вы взяли себе его фамилию?

– Барда?

– Хейса. – Сара вздохнула. – В память об убитом?

– От стыда. – Арент обернулся. – Чтобы не забывать, каково это – лишить жизни человека.

– Помогло?

– До сих пор его вспоминаю, – признался Арент; откуда-то с потолка на фонарь закапала маслянистая вода. – Я думал, это поможет. Надо лишь поклясться, что больше никогда не станешь виновником чьей-то смерти. Вот только у Хейса были братья, и они пришли мстить. У братьев были друзья, а у друзей – братья. Меня никто не предупреждал, что, если лишишь кого-то жизни, придется убить всех, кто придет за твоей.

В голосе Арента было столько горя, что Сара устыдилась своих недавних сомнений.