– Да все, что можно выгодно продать.

– Боси с Лармом дружили, – задумчиво сказал Арент. – И Боси был плотником. Если он сделал этот тайник, возможно, Ларм провозил в нем контрабанду, а прибылью делился с дружком. Но что он забрал оттуда утром?

Дрехт фыркнул, утратив интерес.

– Ты знаешь, почему мой дядя бросил Сэмми Пипса за решетку? – прямо спросил Арент.

– Сделал одолжение кому-то. А кому, не могу сказать. Генерал-губернатор такое мне не сообщает. – Дрехт насупился, разглядывая зазубрину на клинке. – Его секреты хранит Вос. А я убиваю тех, кто их разбалтывает.

«Одолжение», – подумал Арент. Кому его дядя мог удружить таким образом? Кто бы это ни был, он явно замыслил нечто гнусное.

– Я ответил на твой вопрос, теперь ты ответь на мой, – продолжал Дрехт. – Знаешь, что за тайный груз он привез с собой на корабль?

– Причуду?

– Нет, что-то еще. Гораздо крупнее.

– Не слыхал про такой, – сказал Арент.

Дрехт с озабоченным видом отложил шпагу:

– Три дня перетаскивали на корабль. Из форта вывозили под покровом ночи, и теперь он занимает половину трюма.

– А тебе что за дело до этого груза?

– Как мне защитить генерал-губернатора, если я не знаю, почему его пытаются убить? Каким бы ни был этот груз, он важен. – Дрехт раздраженно покачал головой. – На этом корабле многовато чертовых тайн, и все они маршируют навстречу генерал-губернатору со шпагами наголо.

– Как давно ты его охраняешь?

– Очень давно, – уныло ответил Дрехт. – Когда мы взяли Баию?[7]

– Примерно семнадцать лет назад.

– Значит, с тех пор. – Дрехт ухмыльнулся. – Твоему дяде нужно было, чтобы кто-то сопровождал его из Испании, а у меня руки-ноги были целы, в отличие от многих, кто выжил на войне. Я сказал жене, что вернусь через полгода, но остался служить у него. А ты давно работаешь на Пипса?

– Пять лет. – Арент снова отхлебнул отвратительного теплого вина. – Он услышал баллады обо мне и захотел, чтобы я защищал его от тех, кого он обвиняет в убийстве.

Дрехт рассмеялся:

– Об этом ты не упоминал в своих записках.

Арент пожал плечами:

– Иногда на бумаге здравый смысл выглядит трусостью.

– Каков Пипс на самом деле? – поинтересовался Дрехт, снова проводя камнем по клинку.

– Разный, – осторожно ответил Арент. – Он родился без гроша за душой и потому ужасно боится нищеты. Я пишу только про интересные дела, но он берется за любое, если хорошо платят. Большинство загадок он решает за считаные минуты, а потом мается от скуки и тратит заработанное, предаваясь всевозможным порокам.

– А в твоих записках он такой благородный, – удивился Дрехт.

– Бывает таким, когда греет солнце и дует попутный ветер.

Арент тяжело вздохнул. На самом деле Сэмми проявлял доброту не часто, но без меры и не рассуждая, и таков уж был его талант, что после этого жизнь человека менялась. Однажды Сэмми увидел, что на улице рыдает старушка. Ее мужа избили до смерти, а кошель украли. Сэмми за час выяснил, кто убийца, нашел деньги и вернул их старушке, щедро прибавив к ним собственных. Он утверждал, что дело оказалось таким занимательным, что за него стоило приплатить, но Арент-то видел, с какой благодарностью на него посмотрела старушка. Сэмми менял мир взмахом руки.

Тут-то и крылась загвоздка. Дрехт хотел знать, какой Сэмми, но ответить на этот вопрос было не просто. Арент мог бы назвать его умным, талантливым, непревзойденным, а мог – тщеславным, жадным, ленивым и порой жестоким. Каждое слово было бы правдой, но не всей.

Небо не просто голубое. Море не просто мокрое. А Сэмми не такой, как все. Богатство, власть, положение ничего для него не значили. Если он считал, что человек виновен, он прямо заявлял об этом.

Аренту хотелось, чтобы все люди стали такими, как Сэмми. Если старушку обидели, то нужно извиниться, не важно, богата она или бедна, сильна или слаба. Слабые не должны бояться сильных, а сильные не должны безнаказанно забирать у них то, что им приглянулось. Власть должна быть тяжелой ношей, а не прикрытием и служить благу каждого, а не только того, в чьи руки она попала.

Арент с досадой покачал головой. Опять его мысли ушли в сентиментальную сторону. Он слишком долго жил на свете и слишком много путешествовал, чтобы верить в сказки, но, пока Сэмми жив, королям и вельможам есть чего бояться. Эта мысль радовала.

– Как ты попал в Батавию? – спросил Арент, протягивая Дрехту бутыль.

– Выбора не было: или сюда, или на войну, – угрюмо ответил Дрехт, отхлебывая вина. – А я уже достаточно их повидал. К тому же генерал-губернатор пообещал щедро вознаградить, если доставлю его в Амстердам целым и невредимым. У меня будут слуги, жене не придется работать в поле. Дети получат то, чего не было у их отца. Разве не здорово? – Он поднял шпагу и осмотрел клинок, на котором заиграли солнечные блики.

– Мой дядя подарил? – спросил Арент.

– Награда за годы верной службы. – Дрехт сощурился и наконец-то заговорил о том, что его тревожило: – Твой дядя – влиятельный человек, а у таких больше врагов, чем друзей. Особенно опасен один.

– Кто?

– Не знаю, но он уже давно его боится. До такой степени, что не покидал стены форта. Потому-то на этом корабле куча охраны, хотя на самом деле понадобилось бы всего несколько человек. Генерал-губернатор ужасно кого-то боится, так что не помогают ни высокие стены, ни охрана. Вот и знать бы кого.

– Старого Тома? – предположил Арент.

Дрехт хмыкнул и снова принялся точить шпагу.

Капитаны возвращались на свои корабли, а Сара играла на арфе. Это ее хотя бы немного успокаивало. Пальцы сами находили нужные струны, но думала Сара вовсе не о музыке. Она просто плыла по ее волнам, как «Саардам» по морю. Скоро все это забудется, как будто ничего не было.

Музыку перекрывали мрачные и страшные мысли.

Муж признался, что вызвал Старого Тома – чудовище, которое приносило невыразимые страдания жителям Республики, а теперь соорудило себе алтарь на «Саардаме». Что за сделку он заключил и сколько злодеяний совершил за эти годы в уплату долга?

Сквозь струны арфы Сара видела Кресси и Лию. К ужину подруга нарядилась в платье дамасского шелка, а Лия сидела перед ней на коленях с портновскими булавками во рту и клочком материи в руке. Рядом лежал пустой футляр для свитков.

– Пройдись еще раз, – попросила Лия.

– Уже пять раз прошла, – раздраженно ответила Кресси. – Все прекрасно.