Я подлила Уайетту еще шампанского:

– У тебя пустой бокал.

Уайетт недоверчиво прищурился:

– С каких это пор ты заделалась радушной хозяйкой?

– С тех самых, как выпивка стала бесплатной, – передернула я плечами.

Уайетт, должно быть, решил, что не о чем беспокоиться, и, откинувшись на атласную оранжевую подушку, ткнул пальцем в звездное небо:

– Lepus. Заяц.

– Нет созвездия Зайца, – отрезала я.

– Конечно есть. Именно в него целится Орион. – Уайетт посмотрел на меня как на законченную идиотку. – Откуда, по-твоему, пошло название Заячий ном?

Я замялась, так как действительно не имела ответа. И вообще, я немного устала и здорово перебрала, но не хотела демонстрировать свою слабость Уайетту или Дамфрису, элегантно ведущему Бет в танце.

Неожиданно оказавшись на ногах, Уайетт протянул руку:

– Пошли, Олив! Покажем им класс.

– Я не танцую, – растерянно заморгала я.

– Не тушуйся. Я все сделаю за тебя, – заявил Уайетт. – Как обычно.

Он схватил меня за руку и резко дернул на себя. Одной рукой он стиснул мое бедро, другой поймал мою ладонь – я стала фразой, зажатой между двумя скобками. Когда Уайетт задвигался в такт музыке, я споткнулась, но он крепко прижал меня к себе. Я еще никогда не танцевала с таким опытным партнером, сильным и властным. Лишившись свободы действий, я покорно следовала за ним. Кружилась, когда кружился он. Ступала на то место, которое он освобождал. Словно приливное течение, он увлекал меня за собой.

Когда последние звуки музыки повисли в горячем воздухе, а отголоски нот еще вибрировали в темноте, Дамфрис, склонившись, галантно поцеловал руку Бет. Она рассмеялась и сжала его ладонь – своего рода молчаливый обмен информацией, доведенный до совершенства за долгие годы супружества.

– Оставляем эту ночь молодым. – Дамфрис обнял жену за талию. – А еще последнюю бутылку шампанского.

И Дамфрисы, спустившись по лестнице, растворились в недрах Диг-Хауса.

– Ну, – начала я, – пожалуй, нам тоже пора спать.

Уайетт открыл бутылку:

– Ну что ты, Олив! Ты явно меня недооцениваешь! – Приняв оскорбленный вид, он поднес бутылку ко рту, сделал большой глоток и протянул мне бутылку. – Мы можем пойти спать… А можем насладиться этим марочным вином.

Это был явный вызов. Мне бросили перчатку. Но я не собиралась демонстрировать слабость, а потому снова уселась на пол.

– Милейшая Элеонора Дебюсси… научила меня всему. Начиная с того, как работать корпусом, и кончая «Каролинским шэгом». – Заметив мой удивленный взгляд, Уайетт рассмеялся. – Элеоноре Дебюсси было семьдесят пять, и пахло от нее, как от банки с сардинами.

– Тогда почему было так сразу и не сказать?

– А потому что куда интереснее играть у тебя на нервах.

– У меня стальные нервы. И я плевать хотела, что там у тебя работает и на кого ты кончаешь.

Уайетт снова потянулся к бутылке:

– Ты только прикинь. Прямо сейчас Дамфрис наверняка исполняет медленный стриптиз для своей мадам.

Я зажмурилась:

– Н-да, зрелище не для слабонервных.

– Это просто говорит о том, что на каждый горшочек найдется своя крышечка. – Он снова лег на спину и уставился в ночное небо. – Как думаешь, они играют в ролевые игры? Ты будешь Исидой, а я – Осирисом.

– Фу! – пробормотала я. – Перестань. Ты можешь говорить о чем-нибудь другом?

Уайетт передал бутылку:

– Бедняжка Олив! Тебя так легко шокировать.

– Отвали!

Перекатившись на живот, Уайетт уперся подбородком в сложенные руки:

– А ты попробуй заставь!

Не выдержав, я громко рассмеялась:

– Ну прямо-таки детский сад какой-то!

– Тогда поиграем в игру, – предложил Уайетт. – «Правда или действие».

Вечер был таким приятно-расплывчатым, звезды прожигали дыры в покрове ночи. Я представила себе по крайней мере десять желаний, которые должен был исполнить Уайетт, и все по-разному унизительные.

– Договорились. – Я снова передала Уайетту бутылку. – Правда.

– Каким было твое первое впечатление обо мне?

– Ну, я подумала, что ты высокомерный говнюк. Кстати, второе впечатление было таким же. – Я приподнялась на локтях. – Правда или действие?

– Правда, – ответил он.

– Самая сумасшедшая вещь, которую ты сделал под градусом?

Уайетт притих. Похоже, он или отключился, или готовился к расплате. И только я собралась сказать, что ему придется провести ночь на складе возле нашей мумии Джорджа, как он сказал:

– Я привез в Итон новенький автомобиль, что запрещено, и врезался в горящий куст.

– Во что?

– В фонарный столб. И убедил нашего декана, что это сделал парень, которого я ненавидел. Его исключили, а меня так и не поймали, – сказал Уайетт, сверкнув в темноте зубами. – Правда или действие?

– Правда.

– Когда ты в последний раз смотрела порнушку по Интернету?

– Никогда не смотрела.

– Боже мой, Олив! Ты много теряешь.

– Может, это ты много теряешь, если тебе приходится кончать перед компьютером. Правда или действие?

– Правда, – рассмеялся Уайетт.

– Скольких девушек ты бросил? – спросила я.

– Всех до единой. Чтобы они не смогли бросить меня.

Похоже, Уайетт сообразил, что произнес вторую фразу вслух, чего явно не собирался делать. На его щеках вдруг вспыхнули красные пятна. Насупившись, он принялся задумчиво ковырять ногтем выемку в деревянном полу:

– Правда или действие?

– Правда, – ответила я.

– Какой твой самый темный, самый страшный секрет?

Что я не в силах отвести от тебя глаз.

Даже когда я не хотела на него смотреть. Даже когда он вел себя как законченный козел. Даже когда я отчаянно пыталась игнорировать его, я всегда знала, где он был в данный момент: рядом со мной, в пустыне, в Диг-Хаусе, в моих мыслях.

Правда жгла язык.

– Я передумала, – сказала я. – Действие.

– Первое слово дороже второго.

– А вот и нет. Американские правила.

– Чушь собачья!

– Неужели ты упустишь шанс заставить меня выполнить твое желание?

Уайетт ненадолго задумался.

– Съешь жука! – приказал он.

Я неуверенно поднялась на ноги и, покачиваясь, прошла вдоль низкой стенки, огораживавшей крышу Диг-Хауса. Нашла нечто ползущее по ограждению и не раздумывая схватила это и сунула в рот.