– Айжа.

– Ага. – Он носком ботинка пнул невидимую стену. – Так что меня зовут Козленок.

Я хмыкнула.

– Это лучше, чем Кларенс.

– Не маловероятно, – вежливо ответил он, чем вызвал у меня еще одну улыбку.

Он вернулся к своим комиксам, и я поняла, что разговор окончен. Я уже было пошла обратно к столу, чтобы найти чем заняться до прихода Эрика.

– Я нашел тебя в Гугле.

Я остановилась. Обернулась.

– Да?

– Ага.

Я нахохлилась:

– И как ты узнал мою фамилию?

Он пожал плечами:

– Она есть на сайте библиотеки.

– Да?

Он кивнул.

– Не верится, что о тебе писали в «Нью-Йорк таймс». Это же самая большая газета из всех!

Теперь моя очередь пожимать плечами.

– Тебе так повезло.

– Да тут нет ничего такого. Всего лишь одна статья.

– Нет, я имел в виду то, что тебе не нужно никого касаться. Терпеть не могу, когда меня трогают. Особенно незнакомые люди. Знаешь, когда кто-то кашлянул, а потом хочет пожать тебе руку? – Он скривился. – Нет уж, спасибо. Но тебе не приходится иметь с этим дела.

– Да, видимо, да.

Он опять посмотрел себе под ноги, будто он сказал все, что хотел, и вот это уже был конец разговора. Я заглянула ему через плечо.

– Это комиксы?

– Да, – ответил он, не отрываясь от книги.

– «Люди Икс»?

– Разумеется.

Я подождала еще немного, не желая мешать ему, но мне больше нечем было заняться, и распирало любопытство. Не в комиксах дело, разумеется. В нем. Он не такой, как все. Отстраненный. Всегда говорит то, что думает. Мне это нравилось.

– О чем?

Но прежде чем он успел ответить, в распахнувшуюся дверь вбежал Эрик.

– Я тут! Я тут! Простите за опоздание.

Он разрумянился от мороза, и его щеки заалели, как у юнца.

Я посмотрела на часы. Всего семь часов и пять минут.

– Все в порядке. – Я все еще улыбалась после разговора. – Мы просто… – Я оглянулась на Айжу, но он уже погрузился в книгу. – Болтали.

Я выпрямилась, отодвинулась от стеллажа, к которому прислонялась, и пошла за пальто. Не уверена, что мне не показалось, но, кажется, я почувствовала на себе взгляд Эрика. И не знаю, стало ли мне тепло от того, что я уверена в себе, или от того, что его взгляд обжигает как солнце.

– Айжа, ты готов, дружище? – услышала я его голос, когда дошла до комнаты отдыха.

Когда я вышла через несколько минут, они оба уже стояли у входной двери. Айжа надел пальто и опустил голову, но Эрик смотрел на меня.

Я взяла ключи и подошла к ним.

– Спасибо тебе за то, что ты это делаешь.

– Нет проблем, правда.

Он кивнул.

– И все же.

Он обернулся к двери и открыл ее, впуская внутрь порыв холодного ветра. Я выключила свет, повернулась проверить, что ничего не забыла, а потом вышла вслед за Эриком, придерживающим дверь. Я отошла в сторону, давая двери захлопнуться, а потом заперла ее под пристальным взглядом.

– Ну что же. – Я пыталась стряхнуть с себя ощущение, что я – препарат под микроскопом. – Мы закончили? С обсуждением «Дневника памяти»?

Он засмеялся.

– Думаю, все было кончено, когда ты сравнила его с Шекспиром. Люди сейчас уже так друг с другом не разговаривают.

– Она основана на реальных событиях, – упрямилась я.

Его левая бровь изогнулась дугой. Он вздохнул, пока мы шли за велосипедом.

– Думаю, я волнуюсь из-за того, что Элли она так понравилась, эта книга задает безумные стандарты для любви и отношений, которым невозможно соответствовать.

Я задумалась об этом. Я ничего не понимала в любви и отношениях, но я знала, насколько нереалистичные ожидания может создать кино или книга. Прочитав «Пеппи Длинныйчулок» в детстве, я убедила себя, что мой отец может просто появиться в дверях с каким-нибудь логичным объяснением, почему его всю мою жизнь не было рядом, например, что его выбросило на остров в Южных морях после кораблекрушения, как капитана Длинныйчулок. И – да, когда я подросла, было довольно грустно принять правду. Но потом мне пришло в голову, какой бы была моя жизнь без этих фантазий. Без надежд.

– Я не знаю. Но разве детство не самое подходящее время для идеализма? Время мечтать? У нее будет куча времени на цинизм, когда она вырастет.

Он поднял подбородок.

– Как ты это делаешь?

– Что?

– Переворачиваешь все с ног на голову.

Мое горло сжалось от этого комплимента, по крайней мере, я думала, что это комплимент, ведь он так на меня смотрел. И тут я поняла, что он смотрел на меня не так, как на обычную девушку. Так, будто я по памяти называю пятьсот знаков числа пи после запятой. Будто бы я чудо. Просто потому, что я говорила то, что думаю. Внутри все сжалось, и я смотрела на покрытие парковки. Какие-то ее кусочки сверкали, как бриллианты при свете фонаря. Не то чтобы я влюблялась в Эрика. Но было интересно, неужели это были те самые бабочки?

Луна сегодня светила ярко-ярко, будто бы идеальная лампочка в раме стекла машины. Айжа тоже это заметил, и, раз мне еще было трудно смотреть на Эрика, стало легче, когда мы с мальчиком погрузились в беседу о космических путешествиях.

– Ты знал, что оригиналы пленок высадки на Луну в 1969 году были случайно стерты НАСА?

Мне приятно было услышать, что он не знал, а потом наша дискуссия перешла к теориям заговора, в основном про инопланетян и Монток, тайный правительственный проект на Лонг-Айленде, схожий с проектом «Зона 51». Оказалось, он много об этом знал для десятилетнего мальчика.

Когда Эрик уже подвез меня к дому, я набралась храбрости и выпалила:

– Что дальше?

Мой вопрос прервал ход его мыслей, и он тупо посмотрел на меня с секунду, прежде чем ответить.

– О, эм, книга Стивена Кинга.

– Какая из? Я не читаю ужастики.

Он засмеялся.

– Ну что же, а моя дочь читает. Она прочла три его книги: «Кэрри», «Мизери» и… еще какую-то. Кажется, тоже с женским именем.

– «Долорес Клейборн»?

– Да, вроде она.

– Давай возьмем ее. Это скорее психологический триллер.

– А есть разница?

Я рассмеялась над его сконфуженным выражением лица.

– Да.

– У вас в библиотеке она есть? Я завтра тогда бы ее взял.