Я откинулась в кресле, стук сердца отдавался в ушах. Лекарство. Ладно, «система контроля». Тем не менее. Я чуть покачала головой, все еще не веря.

– В чем подвох?

Она заложила ручку за ухо, как это делала моя мама я сигаретой.

– Никакого подвоха нет. Но ты должна понимать, что это может не сработать. И это все еще дорого. Тебе нужно будет согласиться участвовать в моем нынешнем исследовании. Мне нужно будет уладить всю часть с бюрократией и написать статью в журнал. Ну если только у тебя вдруг не завалялось несколько сотен тысяч долларов.

– У меня чуть меньше, – проворчала я.

– Я так и думала, – ответила она, но в ее голосе было слышно тепло.

Мы смотрели друг на друга, пока я обдумывала предложение. Я так часто мечтала об этом моменте в детстве. Чтобы доктор сказал мне, что есть лечение, по крайней мере, шанс на него, вместо того чтобы глядеть на меня так, будто бы хочет меня препарировать и разложить в чашке Петри, чтобы потешить свое эгоистичное любопытство исследованиями. Так почему же теперь я не была рада? Почему я не в нетерпении? Почему сердце колотилось скорее от страха, чем от эйфории?

– Спасибо, доктор Чен. – Я смотрела ей прямо в глаза. – Но мне кажется, надо это обдумать.

Днем в библиотеке, пока я разбирала книги, на меня вдруг напала такая усталость, словно я марафон пробежала. Может, это от шока? Поверить не могла, что есть лечение, которое может мне помочь. У меня запорхали бабочки в животе просто при мысли об этом – кажется, я все же начинала радоваться.

Но все омрачает более сильное чувство – страх, который вырос из крошечного сомнения в офисе доктора в полноценный ужас. Мне придется ответить самой себе на вопрос, которого я избегала с приема: я действительно хочу вылечиться? Конечно, я мечтала об этом, когда была маленькой, о том, чтобы быть нормальной, о том, чтобы меня обнимали, о том, чтобы играть с другими детьми на площадке, когда мне станет легче. Но что дети вообще понимают? Может, мое сидение в сторонке спасло меня от сломанной шеи на брусьях. Может, благодаря аллергии я живу гораздо дольше предначертанного. Может, это она, именно она, оберегала меня от травм.

Разобрав все, я дошла до книги, которую явно уронили в ванну. Страницы разбухли и искривились, а на обложке красовались отметины от зубов. Поверить не могла, что кто-то просто вернул ее, ничего не сказав. Я искала взглядом Луизу, хотела показать ей книгу и спросить, что делать, но ее нигде не было видно. А потом мой взгляд упал на детскую секцию, оттуда выглянул Роджер.

– Где Луиза? – спросила я.

Он ткнул указательным пальцем куда-то в стеллажи, туда, где стояли компьютеры. Я смотрела в том направлении, но ее не увидела. Да и за компьютерами почти никого не было, кроме Майкла, гольфиста с подушкой, который всегда здесь сидел (я думала, что Луиза преувеличивает, но он и вправду приходил каждый день), и старушки в очках с толстыми стеклами и с индюшачьей шеей, которая сидела в нескольких сантиметрах от монитора.

Я направилась к стеллажу, на который показывал Роджер, и, повернув за угол, увидела Луизу. Она наклонилась и сунула голову между книг.

– Луиза?

Она дернулась и ударилась головой о полку.

– Ай! – вскрикнула она и тут же выразительно на меня посмотрела и прижала палец к губам. Той же рукой она поманила меня к себе. Я придвинулась.

– Что ты делаешь?

– Смотри, – шепнула она, тыча пальцем между книг. Я нагнулась и заглянула в просвет между книгами. И увидела затылок старушки, сидящей за компьютером. Вблизи оказалось, что у нее тонкие волосы, сквозь которые проглядывает кожа головы, впрочем, волосы она аккуратно завила и уложила, видимо, чтобы создать видимость, что их больше.

Я оглянулась на Луизу, не понимая, в чем дело.

– Посмотри на ее экран, – шипела она, с каждым слогом тыча в сторону женщины.

Я повернулась и устроилась так, чтобы видеть что-то, кроме ее начеса.

– Ой! – Восклицание сорвалось с моих губ, когда я поняла, что то, что я вижу, – голый мужчина. Точнее, его паховая область.

Губы Луизы сжались, и на лице читалось: «Я же говорила».

– Это же порно, да?

– Мне откуда знать? – пробормотала я в ответ.

Я опять посмотрела на экран, я будто увидела жуткую автокатастрофу и не могла отвести глаз. Я пыталась рассмотреть получше.

– Я не знаю.

– Очень анатомично.

– Ладно. Это в любом случае запрещено. У нас нельзя такое смотреть. Что, если мимо пройдет ребенок?

Я уловила смену темы.

– Я тебе книгу принесла, взгляни, – зашептала я. – Она полностью уничтожена.

Она от меня отмахнулась.

– Посмотрю, когда вернусь к столу.

Еще с минуту я стояла рядом, мне было неспокойно.

– Слушай, помнишь, что ты недавно говорила? О том, что городской совет урезает финансирование?

– И что с того? – Она не сводила глаз с экрана.

Я сглотнула и решилась перейти сразу к сути:

– Меня уволят?

Она повернулась ко мне, в глазах светилось тепло.

– Честно?

– Да.

– Возможно. – Она наморщила нос, извиняясь. – Пришел последним – уйдешь первым, все потому. Честно говоря, я удивилась, когда Мэри-Энн тебя наняла. Вакансия была открыта четыре месяца. Я поняла, что мы не можем себе позволить закрыть ее. И если бюджет урежут еще, то мы точно не сможем тебя оставить.

Я замолчала, обдумывая услышанное. Почему они меня взяли? Я же не обладала какой-то потрясающей квалификацией для этой работы.

– Что мы можем сделать? Что я могу сделать? Я не могу потерять эту работу. – Я изо всех сил старалась говорить тихо.

Она пожала плечами:

– Я не знаю. Найди способ ежедневно заполнять этот зал битком. Докажи Френку Стаффорду, что сюда хотят приходить люди.

– Но так и есть! Каждому городу нужна библиотека.

– Ну, мы это знаем. Но наш оборот говорит об обратном, – прошептала она. А потом добавила, сделав голос еще на октаву ниже: – Хотя я сомневаюсь в том, что он может в нем разобраться, по правде говоря.

Я не обратила на это внимания, задумавшись о двух самых важных вещах из сказанного ей: нам нужно выдавать больше книг и нам нужно, чтобы приходило больше людей. Меня обрадовало то, что я подумала наперед, позвав Айжу приходить в библиотеку каждый день. Но это всего лишь один человек. Где мне взять еще?

Открылась дверь, и мы обе повернулись узнать, кто пришел. Это был мужчина. Он обычно приходит по вторникам, Луиза звала его «Воришка ТБ», потому что однажды поймала его на попытке кражи туалетной бумаги из мужского туалета. Она думала, что он бездомный, и, судя по грязному, истрепанному пальто и сбивающей с ног вони, она была права. Он шел прямо к туалету. И сразу за ним вошел Айжа. Он сделал несколько шагов и встал на коричневой ковровой дорожке у входа, будто ждал приглашения пройти дальше. Что-то вроде молчаливого приветствия, а потом он подошел к компьютерам и поставил сумку на пол у незанятого стула.