– О солнцеподобный владыка!..

Матияш, глава тайной канцелярии владыки, начинал свою карьеру, срезая кошельки на базарах и ярмарках. Кармал впервые встретил его на заседании верховного суда, где должен был подтвердить или отменить приговор суда более низкой инстанции. Откровенно говоря, в случае Матияша оснований для пересмотра приговора не было. Его поймали на горячем – в ту минуту, когда он перерезал ремешок кожаного мешочка, притороченного к чужому поясу. Из его карманов вытащили еще полдюжины таких мешочков, а их владельцы, с воплями метавшиеся по базару, нашлись очень быстро, так что вина воришки была доказана полностью. Да он ее и не отрицал. Хотя и не признавал. Вел себя дерзко, вызывающе, на вопросы отвечал насмешками, никаких признаков раскаяния не выказывал. И тем не менее приговор суда владыка не утвердил. Посмотрел пареньку в глаза – живые, умные глаза, в глубине которых, старательно прикрытый дерзостью, таился страх, – вспомнил бессмысленные глаза дворцовых служак-истуканов и отложил слушание дела. В тот же вечер Матияшу было сделано предложение, от какого не отказываюся. Надо сказать, что ни владыка, ни сам Матияш ни разу об этом не пожалели.

Кармал вскинул руку, глава тайных агентов, повинуясь жесту владыки, удержался на ногах и оборвал приветствие.

– Повелитель звал меня?

– Да. Ночью из дворца исчезла Алмель. По словам мага (Кармал кивнул на Валента), ее нет и в городе. Мы хотим, чтобы ты собрал всех агентов, дежуривших ночью, и вытряхнул из них все, что может иметь отношение к ее исчезновению. Любую мелочь, любое непонятное событие…

– Прости мою дерзость, господин, но у меня уже есть необходимые сведения.

– Ты знал?! – взревел Кармал. – Ты знал о бегстве Алмели и не пришел к нам немедленно?

– О бегстве Алмели я узнал только что от тебя, повелитель. Но твой старший слуга носится по дворцу с вытаращенными глазами, порождая самые дикие слухи. Я был бы никуда не годным тайным агентом, если бы не вызвал срочно своих людей и не выяснил все возможное о событиях последних нескольких часов. Ночью на почтовой станции у Западной заставы города появился человек в одежде особого отряда твоей личной гвардии. Показав почтовому служащему твою печать, он потребовал двух самых резвых лошадей из конюшни и легкий фургон. По его приказу на копыта лошадей и на колеса фургона натянули чехлы, подбитые войлоком. Гвардеец прятал лицо под маской и разговаривал шепотом, но у почтаря все равно возникла мысль, не женщина ли перед ним. Он сам не понимает, что его смутило, – то ли запах, то ли изящество движений гвардейца. Проявить свое любопытство открыто почтарь не посмел, но за фургоном проследил. Против его ожиданий, сомнительный гвардеец не поехал ни к городским воротам, ни ко дворцу, ни к злачным кварталам, а свернул в переулок, ведущий к Босяцкой слободе…

За спиной Матияша всколыхнулась узорная портьера, закрывающая дверной проем, и в образовавшейся щели показалась круглая усатая физиономия Урлиха, епачина личной гвардии владыки. Кармал ухитрился одним жестом и пригласить епачина в покои, и призвать его к молчанию, и отменить верноподданнический ритуал. Впрочем, Урлих, несмотря на простоватую внешность, отличался исключительной понятливостью.

Матияш посмотрел на владыку вопросительно. До сих пор повелитель скрывал свой интерес к Босяцкой слободе ото всех, кроме агентов тайной канцелярии. Означает ли разрешение присутствовать при разговоре, данное старшине гвардейцев, что владыка намерен посвятить его в свой секрет?

Кармал, казалось, не заметил колебаний своего главного агента.

– Почтарь не видел, как фургон выезжал из слободы?

– Нет. Но это не означает, что фургон там и остался. Есть другая дорога из слободы в город. Кроме того, почтарь мог проспать возвращение гвардейца… Или не заметить, отлучившись, к примеру, в отхожее место.

– Это все, что тебе известно?

– Не совсем, но осталось немного. По моим сведениям, ночью ни на одной из застав ворот не открывали.

– Как же она могла улизнуть из города? Или маг ошибается? Валент! Ты уверен, что Алмели нет в городе? Валент!

Ученик мага оторвался от созерцания айкаса, но взгляд его оставался туманным. Владыке пришлось повторить свой вопрос.

– Уверен, государь. Я искал очень тщательно.

– Тогда, наверное, она выехала на рассвете, – предположил Матияш. – К открытию ворот у каждой заставы собираются дюжины повозок, и городские стражи не слишком присматриваются к возницам.

– Урлих! – обратился Кармал к епачину своей личной гвардии. – Отбери дюжины две самых смышленых и ловких парней. Четверых отправь в Босяцкую слободу, в дом целительницы Ланы. Еще четверых – в Птичью слободу к вестнице Фатинье. Всех, кого твои люди найдут в этих двух домах, доставить сюда. Не грубить, не обижать, но никаких отговорок не принимать. Для немощных и хворых нанять портшезы. Все понятно?

– Не вполне, мой господин. Восьмерых ребят я отправлю к ведьмам, а что делать остальным?

– Остальным поручи обойти все городские заставы и опросить стражников, включая тех, кто сменился утром. Нужно узнать, через какие ворота проезжал фургон, запряженный парой лошадей. Матияш, приметы!

– Лошади серые, молодые, пяти и семи лет. Кобыла и мерин. Невысокие, но быстрые и выносливые. У мерина грива и хвост белые, у кобылы – темные. Фургон легкий, полдюжины локтей в длину, трех – в ширину и высоту. Обтянут выделанными шкурами илшигов. Возница… – Матияш запнулся и снова бросил вопросительный взгляд на владыку.

– Наша наложница Алмель, – закончил за него Кармал. – Возможно, в одеянии гвардейца особого отряда. Но не обязательно. Она могла переодеться торговцем, фермером, лекарем, кем угодно. Могла нанять возницу и спрятаться в фургоне. Могла избавиться от фургона и уехать верхом. Могла… Один Меур знает, что еще она могла выдумать. Но мы очень просим тебя, Урлих: сделай все, что в твоих силах!

Епачин молча поклонился и вышел. Матияш ушел следом, сославшись на необходимость своего присутствия в канцелярии, куда с минуты на минуту начнут прибывать с докладами агенты, спешно отправленные в город охотиться за новыми слухами. Ученик мага продолжал таращиться на зелено-голубой камень, лежавший на его ладони. Кармал остался наедине с собой.

И на этот раз он не успел отгородиться от мыслей об Алмели. Они ворвались в его сознание мутным потоком, неся с собой взвесь горечи, боли, гнева, тоски.

Как она могла?! Как посмела предать его? Алмель, половинка его души! Его единственная любовь, его радость, его спасение от скуки и бессмысленности, отравляющих жизнь монарха в парализованной вечным покоем стране. Он полагался на нее больше, чем на тайную канцелярию и личную гвардию вместе взятые. Он доверял ей, как ни один владыка не доверял никому из подданных, включая жен, детей, братьев и друзей детства. Доверял свои мысли, чувства, секретные планы, надежды, опасения. Он ни разу не унизил ее подозрениями в неверности или неискренности, не пытался застигнуть врасплох и вторгнуться незваным в тайники ее души, не приставлял к ней соглядатаев, не слушал добровольных доносчиков. Он дал ей свободу, о которой и мечтать не посмели бы другие женщины его гарема. Так почему же она так подло с ним обошлась?